— Дом полон старых вещей, — произнес Сэм. — Окажись среди них что-нибудь ценное…
— Скажи, когда парень получил наследство, была ли составлена опись?
— Ха! — отозвался Сэм. — Ну ты скажешь! Или ты его не видел? В завещании Саймона Марча упоминаются лишь по-настоящему ценные вещи — главным образом антикварная мебель и парочка картин, — но их пришлось продать сразу. Пошлина на наследство была огромная, и все, что имело хотя бы мало-мальскую ценность, тотчас ушло на ее уплату. Из того, что я там видел, можно сделать вывод: осталась лишь никому не нужная рухлядь, какую обычно хранят на чердаке.
— Версия вторая, — сказала я. — Возможно, убийца пытался установить ее личность. Одному Богу известно, кто она на самом деле. Например, сначала думал, что разговаривает со мной, а потом вдруг засомневался или же девушка намекнула, что никакая она не Лекси Мэдисон. Тогда наш парень бросился за ней вдогонку, чтобы выяснить, нет ли при ней каких документов, — хотел узнать, кого, собственно, пырнул ножом.
— Знаешь, оба твоих сценария имеют кое-что общее, — заметил Фрэнк. Он разлегся на диване, заложив руки за голову и наблюдая за нами. Хитрый огонек в глазах разгорелся с новой силой. — Если наш парень хотел встретиться с ней один раз, то не исключено, что ему захочется встретиться с ней еще, появись у него такая возможность. Убийство в его планы не входило, — значит, мы вряд ли чем-то рискуем. Главное, он человек со стороны, а не один из тех, кто обитает под крышей Уайтторн-Хауса.
— Как сказать, — возразил Сэм. — Если это дело рук одного из обитателей дома, он — или она — вполне мог взять у убитой телефон и проверить, не набирала ли она номер экстренной службы. А еще у нее была привычка все снимать на камеру. Она вполне могла оставить на телефоне имя того, кто на нее напал.
— Отпечатки пальцев с телефона уже готовы? — спросила я.
— Готовы, — ответил Фрэнк. — Лекси и Эбби. И Дэниел, и Эбби утверждают, что в то утро, по пути в колледж, она передавала Лекси ее телефон. Судя по тому, что мы имеем, так оно и было. Отпечатки Лекси накладываются на отпечатки Эбби по крайней мере в двух местах — значит, она прикасалась к телефону уже после Эбби. У нее мертвой телефон никто не забирал. Когда она умерла, он лежал на кухонном столе, и любой из соседей по дому при желании мог его взять. Для этого не нужно было ее обыскивать.
— Или взять ее ежедневник, — добавил Сэм. — О том, что она якобы его не вела, мы знаем только с их слов.
Фрэнк закатил глаза.
— Если уж на то пошло, мы лишь с их слов знаем, что она там жила. Откуда нам знать: вдруг месяц назад они поцапались и она переехала в шикарный пентхаус с видом на море, сделавшись любовницей арабского шейха, чему, правда, у нас нет и грамма доказательств. Рассказы всех четверых совпадают до мельчайших деталей, мы не смогли поймать на лжи ни одного из них. Ножом ее ударили не дома, а на улице…
— А ты как думаешь? — спросил меня Сэм, вклиниваясь в его пламенную речь. — Кто-нибудь из них вписывается в наш портрет?
— Да, Кэсси, — произнес Фрэнк медоточивым голоском, — что ты думаешь?
Я понимала: Сэму хотелось, чтобы убийцей был кто-то из четверых. В какой-то момент я даже была готова сказать, что так и есть, и наплевать, куда это может завести расследование, — лишь бы только не видеть его таким несчастным.
— С точки зрения теории вероятностей — да: возраст в нужных нам границах, местные, умные, знали ее лично. Более того, они те, кто знал ее ближе других, а убийцы, как правило, как раз из таких. В наших архивах никто из них не числится, но, как я уже сказала, за кем-то из них вполне могли все это время водиться неизвестные нам грешки. Признаюсь честно, поначалу они мне понравились. Но чем больше узнаю о них… — Я пробежала пальцами по волосам, подыскивая подходящее объяснение. — Я бы не стала целиком полагаться на их слова. Например, у нас есть независимое подтверждение тому, что она каждый день совершала свои прогулки — одна, в темноте? Что никто из них с ней не ходил?
— Представь себе, да, — ответил Фрэнк, нащупывая на полу сигареты. — У них на факультете есть аспирантка, Бренда Грейтли, у нее тот же научный руководитель, что и у Лекси.
Бренда Грейтли была в списке БЗ — пышнотелая, грудастая, глаза навыкате, пухлые щеки, которые уже начали слегка обвисать, и копна рыжих кудряшек.
— Эта особа большая любительница совать нос не в свои дела. После того как наша пятерка переехала в Уайтторн-Хаус, она спросила у Лекси, не мешает ли той постоянное присутствие парней. Подозреваю, что вопрос содержал намек — она надеялась услышать что-нибудь пикантное, — но, судя по всему, Лекси ответила ей, что по вечерам ходит на прогулки и их для нее более чем достаточно, чтобы побыть одной, и вообще она не водит дружбу с теми, кто ей не нравится. После чего развернулась и ушла. Не знаю, поняла ли Бренда, что ей, можно сказать, плюнули в лицо, или нет, но так оно было.
— Ну хорошо, — согласилась я. — В таком случае не знаю даже, каким боком вписать сюда ее приятелей. Ладно, давайте попробуем. Там увидим, куда это нас заведет. Допустим, одному из них нужно поговорить с Лекси с глазу на глаз о чем-то важном. Однако вместо того чтобы сделать все тихо — например пригласить в колледже на чашечку кофе, — он отправляется вместе с ней на прогулку или же выходит из дома вслед за ней. Так или иначе, он нарушает заведенный распорядок (а, как нам известно, для нашей пятерки распорядок — дело святое) и громогласно заявляет всем, включая Лекси, что якобы что-то случилось. После чего берет с собой нож. А наши милые интеллектуалы…
— Она хочет сказать, наши милые гомики, — уточнил Фрэнк (ремарка эта предназначалась Сэму) и щелкнул зажигалкой.
— А вот этого не надо, — ответил тот и положил ручку. — Мы не можем исключить их лишь на том основании, что они, как ты выразилась, милые интеллектуалы. Признайся лучше, сколько случаев тебе приходилось распутывать, когда милые, воспитанные…
— А я и не исключаю, — ответила я. — И дело не в том, что ее убили. Даже если бы ее нашли задушенной или размозжили ей голову о стену, я бы не удивилась, окажись убийцей кто-то из них. Но я хочу сказать другое: такие люди не носят при себе нож, разве только задумают кого-то убить, но, как я уже говорила, эта версия не вписывается в наш психологический портрет. Готова спорить на любые деньги, что никто из четверых не имеет привычки расхаживать с ножом в кармане. Возникни у них желание кому-то пригрозить или кого-то убедить, им бы и в голову не пришло, что можно использовать нож, потому что в том мире, в котором они существуют, свои интересы отстаивают с помощью аргументов, а не ножей.
— Убедила, — немного подумав, сказал Сэм и, вздохнув, снова взялся за ручку. А вот до бумаги так и не донес, словно забыл, зачем она ему понадобилась. — Так обычно и поступают.
— Даже если мы допустим, что кто-то из них преследовал Лекси, — продолжила я нить своих рассуждений, — причем захватив с собой нож, чтобы зачем-то ее припугнуть, как он представлял себе дальнейшее развитие событий? Неужели полагал, что это сойдет ему с рук? Ведь они оба принадлежат к одному и тому же кругу людей. Крошечному, закрытому для посторонних. У Лекси нет причин не соглашаться на то, что он от нее хочет, потому что, вернувшись домой, ей ничто не мешает рассказать остальным, что, собственно, произошло. Одно ее слово, и наш герой — если только это не сам Дэниел — в два счета вылетел бы из Уайтторн-Хауса. Они умные люди. Будь это что-то явное, они бы уже давно заметили.
— К слову сказать, — подал голос Фрэнк — он явно заскучал и решил переметнуться на другую сторону, — умные люди только и делают, что совершают глупости.
— Не такие же! — возразил Сэм. — Глупости, согласен. Но бессмысленные поступки — ты меня извини.
И вновь на его лице появилась страдальческая маска. Мне захотелось себя убить.
— А как у них по части наркотиков? — спросила я. — Бывает, что даже умные люди, нанюхавшись кокаина, творят всякие глупости.
Фрэнк громко потянул носом табачный дым.