Пропащий день. Ни происшествия, ни самого завалящего случая, ни малейшего голубиного дерьма, вообще ничего.
Марк спустился вниз отчитаться перед крестным, разводившим огонь, чтобы обсушиться.
– Ничего, – сказал он. – Я битых пять часов тупо пялился в пустоту. А у тебя? Как допросы?
– Легенек начинает придерживать информацию. Хоть мы и друзья, у него своя гордость. Он топчется на месте, вот и не хочет, чтобы все это видели. Учитывая мое прошлое, его доверие ко мне, несмотря ни на что, отнюдь не безгранично. И потом он же теперь получил повышение. Его раздражает, что я все время путаюсь у него под ногами, ему кажется, что я веду себя вызывающе. Особенно когда я посмеялся над волосами.
– А почему ты посмеялся?
– Тактика, юный Вандузлер, тактика. Бедный Легенек. Он-то думал, что нашел настоящую преступницу, и вот у него полдюжины потенциальных преступников, в равной степени подозрительных. Надо будет пригласить его перекинуться в картишки, пусть расслабится.
– Полдюжины? Появились новые претенденты?
– Я дал понять Легенеку, что если бедняжка Александра оказалась первой подозреваемой, это еще не повод совершать оплошность. Не забывай, что я пытаюсь его притормозить. В этом все дело. Я нарисовал ему целую кучу других убийц, которые вполне подходят на эту роль. Ему понравилось, как Реливо держался сегодня днем. Пришлось мне добавить свою ложку дегтя. Реливо уверяет, что не притрагивался к машине жены. Что отдал ключи Александре. Ну и мне пришлось сказать Легенеку, что дубликат ключей он припрятал. И я их ему принес. Ну? Что скажешь?
В камине, потрескивая, разгоралось пламя, а Марк всегда любил этот краткий миг беспорядочного воспламенения, вслед за которым рушились сложенные дрова и огонь становился ровным, – стадии не менее завораживающие, хотя и по-другому. Спустился вниз Люсьен, чтобы погреться. Стоял июнь, но по вечерам в комнатах наверху мерзли пальцы. У всех, кроме Матиаса, который явился с голым торсом готовить обед. Торс у Матиаса был мускулистый, но почти безволосый.
– Потрясающе, – сказал Марк с сомнением. – И как ты раздобыл эти ключи?
Вандузлер вздохнул.
– Понятно, – сказал Марк. – Ты взломал дверь в его отсутствие. У нас из-за тебя будут неприятности.
– Ты сам давеча стащил зайца, – парировал Вандузлер. – Трудно отделаться от своих привычек. Мне хотелось оглядеться. Найти хоть что-нибудь. Какие-то письма, счета, ключи… Реливо осторожен. Дома – ни единой компрометирующей бумажки.
– Как ты нашел ключи?
– Проще простого. За томом «С» Большого Ларусса девятнадцатого века. Чудо, а не словарь. То, что он припрятал ключи, не значит, что он виновен, поверь мне. Может быть, он перетрусил, вот и предпочел сказать, что у него никогда не было дубликата.
– Почему тогда их не выбросить?
– В такие смутные времена машина, от которой у тебя якобы нет ключей, может оказаться кстати. Его собственную машину исследовали. Ничего не обнаружили.
– А любовница?
– Уступает натиску Легенека. Святой Лука поставил неверный диагноз. Девица не довольствуется Пьером Реливо, а использует его. Он дает средства к существованию ей и ее сердечному дружку, который не стыдится убираться из дома, когда Реливо проводит с ней выходные. По мнению девицы, этот осел Реливо ни о чем не догадывается. Однажды оба они случайно столкнулись. Он решил, что это ее брат. Ее такое положение устраивает, и я правда не вижу, к чему ей замужество, которое лишит ее свободы. И не понимаю, что мог бы выиграть при этом сам Реливо. София Симео-нидис была для него куда полезней, чтобы помочь ему попасть в те социальные круги, к которым он стремится. И все-таки я намекнул, что девица – ее зовут Элизабет – могла врать с начала до конца: не исключено, что она жаждет выйти за Реливо, освободившегося от жены и получившего наследство. Ей бы удалось женить его на себе, ведь она недурна, гораздо моложе его и удерживает его при себе уже шесть лет.
– А кто же другие подозреваемые?
– Я, конечно, обвинил мачеху Софии и ее сына. Они обеспечивают друг другу алиби на ту ночь в Мезон-Альфоре, но ничто не мешает предположить, что один из них мог отлучиться. Дурдан ведь недалеко. Ближе, чем Лион.
– Это еще не полдюжины, – сказал Марк. – Кого еще ты сдал Легенеку на растерзание?
– Ну, в общем, святого Луку, святого Матфея и тебя. Это его займет.
Марк вскочил, а Люсьен только улыбнулся.
– Нас? Да ты свихнулся!
– Ты ведь хочешь помочь бедной девочке?
– Черта с два! И ей это не поможет! Из-за чего, по-твоему, Легенеку нас подозревать?
– Да запросто, – вмешался Люсьен. – Трое мужчин тридцати пяти лет, без руля и без ветрил, живут в хаотической лачуге. Отлично. Иными словами – подозрительные соседи. Один из трех типов увел даму на прогулку, зверски изнасиловал ее и убил, чтобы она не проболталась.
– А как же полученная ею открытка? – крикнул Марк. – Открытка со звездой и назначенное свиданье? Ее тоже мы отправили?
– Это несколько усложняет дело, – согласился Люсьен. – Допустим, дама рассказывала нам о Стелиосе и об открытке, полученной тремя месяцами ранее. Чтобы объяснить нам свои страхи и уговорить нас выкопать яму под деревом. Ведь мы ее выкопали, не забывай.
– Можешь быть уверен, что я-то помню о чертовом дереве!
– Итак, – продолжал Люсьен, – один из нас использует эту грубую уловку, чтобы выманить даму из дома, перехватывает ее на Лионском вокзале, куда-нибудь увозит, и свершается драма.
– Но София никогда не говорила нам о Стелиосе!
– Полиции на это наплевать! У нас есть только наше слово, а оно не в счет, когда сидишь в дерьме.
– Прекрасно, – сказал Марк, дрожа от ярости. – Прекрасно. У крестного просто потрясающие идеи. А он сам? Почему не он? С его-то прошлым и его в разной степени достославными пинкер-тоновскими и любовными похождениями он хорошо вписался бы в картину. Что скажешь, комиссар?
Вандузлер пожал плечами.
– Знай, что насиловать женщин начинают не в шестьдесят восемь лет. Это случилось бы раньше. Все полицейские в курсе дела. Тогда как от одиноких тридцатипятилетних мужчин, которые малость не в себе, можно ждать чего угодно.
Люсьен расхохотался.
– Сногсшибательно! Вы сногсшибательны, комиссар. Ваши подсказки Легенеку здорово меня повеселили.
– А меня – нет, – сказал Марк.
– Потому что ты чистоплюй, – Люсьен похлопал его по плечу. – Не можешь смириться с тем, что твой образ замарают. Но, мой бедный друг, твой образ здесь совершенно не при чем. Надо спутать им карты. Легенек ничего не может нам сделать. Но зато у него уйдет целый день, чтобы узнать нашу подноготную, наши передвижения и подвиги, да еще двое его подручных будут заниматься пустяками. И то хлеб!
– По-моему, это идиотизм.
– Да нет же. Я уверен, что это рассмешит Матиаса. Верно, Матиас?
Матиас слабо улыбнулся.
– Мне совершенно все равно.
– Тебе совершенно все равно, что тебе будут докучать легавые, подозревая в изнасиловании Софии? – спросил Марк.
– Ну и что? Я знаю, что никогда не изнасилую женщину. Поэтому мне наплевать, что думают об этом другие, я-то знаю.
Марк вздохнул.
– Охотник-собиратель – мудрец, – изрек Люсьен. – К тому же с тех пор, как работает в бочке, он стал разбираться в гастрономии. Не будучи ни чистоплюем, ни мудрецом, я предлагаю пожрать.
– Ты только и говоришь что о жратве и о войне, – сказал Марк.
– Давайте жрать, – согласился Вандузлер.
Он прошел у Марка за спиной и быстро сжал ему плечо. Его привычка сжимать Марку плечо не изменилась с тех пор, как тот был мальчишкой и они ссорились. Он словно хотел сказать: «Не беспокойся, юный Вандузлер, я не причиню тебе вреда, не нервничай, ты слишком нервничаешь, успокойся». Марк почувствовал, что гнев его утихает. Обвинение Александре все еще не предъявлено, а именно об этом и пекся старикан вот уже четыре дня. Марк бросил на него взгляд. Арман Вандузлер как ни в чем не бывало садился за стол. Мешок дерьма, мешок с чудесами. Как тут разберешься? Но это был его дядя, и Марк, хотя и кричал, доверял ему. Кое в чем.
24
И все-таки Марка охватила паника, когда на следующее утро в восемь часов Вандузлер вошел в его комнату в сопровождении Легенека.