На следующий день меня определили в русскую школу, которая находилась рядом с нашим новым местом жительства. Я достаточно сильно отстал от программы, и поэтому мне приходилось постоянно оставаться после уроков на дополнительные занятия, а иногда учительница приходила к нам домой. Я был очень усидчивым, что позволило мне быстро вернуться в ученический строй.
9 мая 1945 года холодная дрожь пробежала по всему телу, когда за окнами школы, в которой я учился, раздались оглушительные выстрелы. Память лихорадочно пронесла перед глазами весь ужас пережитого: «Неужели опять?» Но уже через мгновенье сердце наполнилось непередаваемой радостью от осознания того, что мы наконец-то дождались.
– Победа! Победа! – кричали снаружи.
Мы выскочили на улицу. Люди обнимали друг друга и плакали от счастья. Воздух был наполнен ароматом пороха, который уже не казался запахом войны и смерти, а гармонично соединился с всеобщим ликованием.
Казалось, страх и безнадежность, властвовавшие на протяжении последних четырех лет, мгновенно растворились во всех этих криках, объятьях, слезах и выстрелах. Мы больше не боялись жизни, ведь к нам вернулись наши мечты, надежды и вера, что отныне все измениться, все будет так же как раньше, до войны, и даже лучше. Тому, кто не пережил всего, что довелось увидеть и пережить всем нам, никогда не испытать тех чувств. Тогда нам казалось, что произошло некое соприкосновение с вечностью, как будто мы все в одночасье приблизились к чему-то бесконечному, великому. Слишком многое предвещали крики «Победа»!
В конце июня, наши войска выходили из Румынии и проезжали колоннами через Кагул. Мы мальчишками встречали солдат, которые обязательно останавливались рядом с нами, подхватывали на руки и радовались: «Русские мальчишки, как мы рады за столько лет увидеть Вас, русских!» Они дарили нам леденцы, монеты. С одним из солдат я доехал до конца города на лошади, он расцеловал меня на прощание, как родного. Так мы и встречали наших Победителей каждый день, местные жительницы пекли огромные тазики пирожков с мясом, а я бегал, угощал наших воинов. Мне кажется радость от Победы и благодарность к нашим солдатам, которую мы все испытывали, навряд ли можно передать словами – это нужно было пережить.
***
Беда постучалась в наш дом неожиданно, в конце мая 1945 года серьезно заболела мама, ее мучал сильный жар, о котором она не сразу рассказала. Когда же стало совсем плохо, ее госпитализировали, в Кагульский госпиталь, однако врачи не смогли определить причину заболевания, поэтому маму отправили в Республиканский госпиталь Кишинева, где уже врачи поставили диагноз: «Сепсис», причиной которого стал подпольный аборт.
Отец прибывал в шоке, ведь оказалось, что когда он уехал в очередную командировку, к маме пришла неизвестная мне женщина, которая очень долгое время добивалась расположения отца, ведь он был видный, красивый мужчина. Что именно она наговорила матери, теперь известно одному Богу. К сожалению, ей удалось ударить в самое больное место, довести маму до отчаяния. В этом аффективном состоянии мама решилось на страшный, роковой шаг, а так как в 1945 году аборты были под запретом, то ничего удивительного, что все закончилось заражением, после проведения подпольной, криминальной процедуры.
Для лечения мамы требовался пенициллин, которого не было в наличии. Отец сделал невозможное – достал лекарство, но, к сожалению, было уже слишком поздно, процесс был необратим.
15 августа 1945 года я видел маму в последний раз. Мы выехали из Кагула в Кишинев вместе с отцом и маминой родной сестрой, дорога была разбитой, везде еще оставались воронки от снарядов, осколки, ехали медленно, постоянно пробивали колеса, приходилось останавливаться, поэтому расстояние в 200 км. удалось преодолеть только за два дня. Мама была очень исхудавшей, я даже не сразу узнал ее, казалось, что на лице остались одни большие глаза. Я помню ее бледное, уставшее лицо, перевязанные руки от постоянных капельниц. Она крепко обняла меня, расцеловала, расплакалась. Я тоже не смог сдержать слез и отчаянно разрыдался. Мама нежно и обреченно гладила меня по голове:
– Какой же ты у меня красивый, как же тебя будут любить. Я хочу, чтобы тебя любили так, как люблю я – шептала она. – Ты береги себя, сынок. И прошу, не оставляй, умоляю не оставляй Володю. Он такой маленький… Такой слабый…
Ночь я провел в госпитале, рядом с мамой. Утром ее покормили, я взял у отца денег, пошел на рынок и купил хорошего винограда. В общей сложности я находился с мамой еще два дня, но отцу нужно было возвращаться обратно в Кагул. Расставаясь, мы горько плакали, хотя я не понимал до конца, что же все-таки происходит, а взрослые конечно осознавали, всю безнадежность ситуации.