В конце 1945 года отца направили в Москву в отдел милиции по борьбе с бандитизмом. В столице сложилась очень тяжелая ситуация: расцветали грабежи, насилие, убийства. Именно в то время появилась одна из известнейших банд «Черная кошка». Криминогенная обстановка обострилась, когда в стране была объявлена широкая амнистия в честь Победы в войне.
Мы разместились на улице 8 марта, недалеко от места работы отца. Это был частный одноэтажный дом, во дворе которого летом росли замечательные антоновские яблоки. У отца в подчинении было около 50 человек, и ему был выделен служебный автомобиль.
Скоро из Кагула в Москву приехал отец Ефросиньи Акимовны – Аким Суржиков: он был высоким, крепким человеком, участником Русско-Японской войны, побывал в плену у японцев. Во времена царской России проживал в Румынии и был очень обеспеченным человеком: владел несколькими конюшнями, с породистыми лошадями, содержал наемных работников. После революции был участником белого движения, сражался в составе армии Деникина и был убежденным монархистом. В нем чувствовалась бешеная энергия, железная хватка и крепкое здоровье. Несмотря на то, что к дочери он приехал на правах гостя, он не давал ей спуску: мог прикрикнуть на нее, не стеснялся воспитывать и делать замечания, особенно был жестким, если она пыталась отчитывать моего младшего брата Вовку, когда тот капризничал и не хотел есть. Ефросинья Акимовна ему не перечила и боялась его как огня.
В Москве я пошел в 4 класс, школа находилась в Октябрьском районе города. Мне очень нравилось там учиться: большие просторные классы, хорошие завтраки и обеды, а самое главное – уроки садоводства.
Однажды, возвращаясь домой из школы, мне навстречу попалась конвоируемая колонна пленных немецких солдат: они были одеты в свои изношенные, подлатанные шинели, а на уши, спасаясь от холода, натягивали «испанки». Колонну охраняли 4 автоматчика. Мы с мальчишками остановились посмотреть на них, я, особо не задумываясь, лакомился бубликом, который остался у меня от школьного завтрака и вдруг увидел, как самый высокий немец в колонне смотрел на меня в упор и, перехватив мой взгляд, стал показывать пальцем на свой рот. Я понял, что он был голодным. В памяти моментально возникла Лысьва. Мне стало ужасно жаль этих недавних врагов, оказавшихся теперь в том же тяжелом положении, в котором когда-то находились мы. Я, не задумываясь, подбежал ближе и кинул ему свой бублик, который он ловко поймал. Немец благодарно помахал мне рукой и принялся делить бублик на кусочки, раздавая остальным, находящимся рядом с ним, пленным. Теперь каждый день я уже специально ждал колонну военнопленных, чтобы угостить их школьным бубликом. Высокий немец уже узнавал меня, да и все остальные тоже. Это продолжалось несколько месяцев, но однажды в этой колонне я больше не увидел своего немца, что с ним случилось, одному Богу известно.
6 июня 1946 года, отец взял меня с собой в Дом советов, где был выставлен гроб с телом Калинина. Должен был приехать Сталин со свитой и естественно Дом Советов был оцеплен милицией, в том числе подчиненными отца. Сталин прошел рядом со мной, я с интересом разглядывал его и разочарованно отметил для себя, что образ с портрета совсем не соответствовал действительности: в жизни он производил абсолютно противоположное впечатление.
Через несколько дней, после похорон Калинина, я уехал по путевке
в пионерский лагерь «Пески», который находился в 250 км на Запад
по Москве-реке. Добирались до лагеря на пароходе с крутящимся колесом,
и особенно мне понравилось, что в пути нас угощали какао.
Место было очень красивым, на пригорке виднелся огромный дом
с колоннами – бывшая помещичья усадьба, за которой располагался прекрасный липовый парк и пруд. Это был первый мой отпуск после войны и постоянных переездов.
В лагере подъем был по трубе, мы делали зарядку, завтракали, а затем нас учили различать и собирать лекарственные растения, затем обед, сон, полдник и вновь сбор трав. После ужина играли в шахматы до самого сна.
Через месяц мы зажгли огромный прощальный костер, нагрели воздушный шар, который расправился от горячего воздуха, надулся и взмыл в небо, а уже на следующий день мы загрузились в пароход и вернулись домой.
После моего возвращения, отец решил устроить меня в Московское Суворовское училище, но меня туда не приняли, так как на тот момент приоритет отдавался детям-сиротам, которые потеряли на фронте отца, а после войны все места, по понятным причинам, были заняты.
20 января 1947 года отец сообщил, что его отправляют на Украину для ликвидации националистов. Отец должен был возглавить роту милиционеров и роту солдат. Его предупредили, что район, в который он едет не спокойный, в округе много лесных массивов, бандиты-бандеровцы хорошо вооружены немецким оружием. Отца направляли в такой сложный район именно по причине его большого боевого опыта и проявленного мужества на фронте.