Хёрн вздохнула, подняла из-под ног ведро, которое хозяин так и не успел донести до клети. Даже ей пришлось повозиться, чтобы открыть тяжелый запор. Наконец, железные задвижки поддались, и мать вошла в загон. Подошла к лошади, присела рядом, обхватила ее за тощую шею и принялась ласкать. Одной рукой Хёрн продолжала гладить лошадь, а другой подозвала Занку, не глядя подтолкнула к ней ведро – держи, мол. На ватных ногах, она зашла следом за матерью, подхватила ведро и села рядом. Зана не понимала – чем это поможет? Она вообще перестала соображать – то ли от пережитого страха, то ли от захлестывавшей жалости. А еще оттого, что чутье подсказывало, что помочь уже ничем нельзя.
Зана вздрогнула, когда увидела, как мать медленно тянула из складок юбки кинжал. Зажмурилась, но всё равно увидела алую вспышку. Когда же открыла глаза – лошадь лежала спокойно. Она не дергалась и не ржала, пытаясь уцепиться за это мир, лишь хватала чернотой впалых глаз то Хёрн, то Занку.
- Ты-то чего дергаешься? – сердито пробурчала мать, отнимая у нее ведро и приставляя его ближе к ране. – Чуть всё не испортила!
Зана не ответила.
- Жалко? И мне жалко. Только нельзя было ее вернуть – исчахла совсем. Мы с тобой ее освободили, пустили резвиться к праматери Золотой гриве. Помнишь, я тебе рассказывала, как она возит на себе Одного из Предвечных, Имя которого не знает никто?
Зана слабо кивнула. Да, теперь она вспоминала что-то такое. И успокаивалась. Прошлое вспыхивало и гасло перед глазами, и так хотелось зажмуриться и снова оказаться перед костром в Хромовой стоянке!
- И потом, нам нужен совет. А за советы надо платить. Кровью. Не тебя же мне резать, в самом деле?!
Зана вздрогнула. Она не сразу поняла, что это – шутка. Но на миг ей показалось, что если случилась бы нужда – Хёрн сделал бы это и с ней. Например, если бы ее порвал дикий зверь. Или мертвый. Точно так же мать гладила бы ее по голове, приговаривала, а другой рукой вытягивала бы кинжал. И сейчас это казалось правильным.
Когда кровь стала едва пробиваться темными каплями, Хёрн подхватила ведро и поспешила прочь. Зана же осталась в клети. Как завороженная, она разглядывала стеклянные черные глаза лошади. Рука сама потянулась погладить ее, будто прося прощения за то, что они сделали. Зана провела ладонью по шершавой тощей морде. Еще теплой. И всё смотрела и смотрела в бездонные стеклянные глаза. И опомниться не успела, как эти глаза стали ее собственными…
Хозяин был добр, но одинок. Он уже давно перестал приходить с дочкой – девчонкой лет восьми с короткими рыжими косичками в длинной рубахе из грубого льняного сукна. Куда делась эта девочка и жена хозяина – полная сердобольная женщина в клетчатом переднике, лошадь не знала. Но видела, как раз от раза хозяин становился всё смурнее. Он стал закрывать двери в хлев даже днем и перестал пускать ее гулять, хотя раньше часто любил прокатиться и сам. Только гладил он ее по-прежнему ласково, шептал что-то на ухо, угощая морковью или яблоком.
Это случилось около недели назад. Сквозь высокое окно хлева падали закатные лучи, когда хозяин пришел с кормом - нес сено на вилах. Задержался в дверном проеме, аккуратно протаскивая свою поклажу. А когда он сбросил сено в кормушку, в не закрытую как следует дверь проскочило нечто. Косматой тенью оно метнулось хозяину под ноги, но оно было слишком тяжелое и нерасторопное, и тут же получило вилами под ребра. Нечто так и висело на вилах, клацая зубами. Пока хозяин не отбросил его в сторону и не снес ему голову нарочно стоявшей около стены на приступке кувалдой…
Часть Заниного рассудка оторвалась от лошадиных глаз – там в стороне до сих пор подрагивала куча гнилого тряпья. Уже не способный ходить, но всё еще жаждущий крови и плоти мертвый. В горле пересохло, Зана сжала кулаки, но тут же снова провалилась в бездну. Похоже, лошадь сказала еще не всё. Она тащила Занку к себе, передавая то, что она и сама теперь считала важным – как хозяин стал нечто.
Он размозжил голову чудовищу в труху и только потом отставил кувалду. Привалился к стене, переводя дыхание и утирая пот со лба. И еще - слезы. Но нечто приходило не одно. Лошадь видела вторую косматую тень, заржала, выдавая ее, но хозяин не схватился снова за оружие. Наоборот – он обмяк и совсем расплакался, а потом сел на корточки и протянул руки навстречу чудовищу. Лошадь заржала сильнее, забила копытом по загонной двери, но хозяин так и ждал, пока нечто неуклюже доковыляет до него, а потом кинется в объятия. Пока хозяин обнимал чудовище, оно приникло к его шее и принялось впиваться в нее кривыми черными зубами. Кровь брызнула из шеи хозяина, потекла за шиворот. Утробно урчало нечто, и плакал хозяин… Плакал…