Мать стояла невдалеке под старой изогнутой березой. Дерево клонилось скрюченной лысой кроной к земле, будто гигантская костяная рука. Под этой исполинской лапой перед пылающим костром и застыла Хёрн с раскинутыми в разные стороны руками. Ее лицо смотрело в небо, губы дрожали. Зана поспешила к ней, чутье подрагивало. То ли от пережитого в хлеву, то ли предсказывало новую беду. А мать меж тем грациозно, будто не кровь, а вино подавала к королевскому столу, подняла с земли ведро. И плеснула в огонь. Но он не потух, а затрещал жарче, взметнулся ввысь. Сердце у Занки заколотилось быстрее, она уже бежала со всех ног, прихватив подол.
Глаз же не сводила с матери – та послушно сделала поклон огню, а потом шагнула в него. Пламя тут же обхватило Хёрн, принялось весело хрустеть, облизывая новую жертву. Зана закричала, запнулась и упала, больно стукаясь локтями и обдирая щекой. Сейчас это было неважно. Она дернулась, чтобы подняться, но вместо этого снова повалилась в примятую траву, торчавшую колючими обломанными пиками. Наконец оторвавшись от земли и распрямившись, Занка помчалась по всю прыть – туда, где огонь пожирал ее мать. Разодранную щеку обжигало слезами, губы дрожали, из груди рвалось сердце.
Занка не добежала пары шагов и шлепнулась на колени перед огнем. И как раз в этот миг ей в руки вывалилась Хёрн. Живая! Зана обхватила ее, прижала к себе, попутно оглядывая – нет ли где ожогов? В волосах и на рубахе матери еще вспыхивали язычки огня, но ран не было. Даже брови – и те не опалились!
- Глупая ты девка! – едва шевеля языком, пробормотала мать. Голос ее был жутко хриплым, как у пропойцы. – Зачем тревожишь Предвечных? Кто позволил?
- На меня напал… Там еще мертвый был… - Зана начала было оправдываться, но осеклась. Она же справилась. Сама справилась с нежитью! Почему теперь ищет оправданий? Почему должна их искать? Знай она раньше, что так может, всех бы их давно упокоила!
- Пойми ты, неумеха, сколько ты их живым словом не упокоишь, ровно в сотни раз их больше поднимется. – Говорила мать неспешно. Каждое слово давалось ей с трудом. - Не всякий может изначальным языком пользоваться. И уже тем паче тебе нельзя! Слышишь?! Не смей больше?!
Зана кивнула, наконец, вытерла щеки от слез. А потом прижалась к матери и поцеловала ее в макушку. Херн недовольно фыркнула и оттолкнула ее. Пробурчала что-то, но Зана не расслышала.
- Боги говорят, надо идти дальше, - сказала она громче, когда Зана помогла ей подняться. - Я думала, нельзя нам туда, раз кроме живого слова их уж и не остановить ничем. Но боги говорят – надо идти.
И они пошли. Всё вперед и вперед, не давая устали гудящим ногам. В пути Зана отмечала, насколько мать стала стара. Еще недавно – в Хромовой стоянке - она была зрелой женщиной. Сейчас же рядом, тяжело опираясь на клюку, ползла старуха. Беззубая, седая, дряхлая.
- Пришлось своей крови дать, - сухо ответила мать, ловя ее взгляд.
Только сейчас Зана заметила кровавые полосы подтеков на рукавах рубахи. Дернулась, чтобы перевязать, но Хёрн лишь отмахнулась.
- Некогда. Мы должны успеть, пока не закрыты ворота. Вот доберемся, там и полечишь. Заодно поучу тебя уму-разуму. Дуреху…
Мать выдохнула – протяжно, тяжело. Зана чуяла – мучило ее что-то. А что? Разве скажет? Но скоро мысли выдуло из головы. Гонимые суховеем в спину, они как заведенные переставляли ноги, чтобы успеть. И только боги и Хёрн знали – куда и зачем.
Глава 11
Дрох-тин шагала по подземному коридору, искусно освещенному самородными камнями-опалами, в сопровождении Хоралика. Последнее время он ее раздражал. Это раньше она считала его другом и защитником, теперь же – соглядатаем и доносчиком. Всё, что она делала, сказала, куда пошла – всё он докладывал Верховному королю гномов. Дрох-тин знала об этом не понаслышке. Она это видела третьим оком, которое открылось у нее еще во младенчестве. Редкий дар, которым боги одаривали гномов не каждое тысячелетие.
Да, у них была своя магия – горная и мастеровая. Благодаря ей складывались в крепких руках подземного народа механизмы, находились нужные рудные и самоцветные жилы, вытачивались в камне колонные залы и домишки попроще. Конечно, гномы выходили и на поверхность, любили и на траве полежать, и хороводы поводить вокруг костра, но это только по молодости. Чем старше они становились, тем глубже уходили к огненному сердцу земли.