Когда они рассеялись, Дрох-тин увидела город. Точь-в-точь как тот, что она видела на Совете чужими глазами. Каменные башни высились над людскими домишками и домищами, сверкали языками пламени частые факелы, метались шаткие тени по пустынным улицам. Словно ночная птица, гномка пронеслась мимо, снова оказываясь на стене около заполненного нечистотами рва. Мертвые всё так же безучастно топтались на мосту, натыкались друг на друга, падали в воду и, гребя скрюченными руками, выбирались на берег. Их было много – сотня, если не больше. Ушедшие мужчины, женщины, дети, старики и старухи. Одни – почти не тронутые тленом, кто-то даже с красивым безучастным лицом. Другие – изъеденные червями и гнилью, почти черные от засохшей крови с торчащими остовами костей. И все - напирали на тех, кто стоял у закрытых ворот.
Дрох-тин подивилась – почему люди ушли, когда могли перебить всю эту нечисть со стен. Кого испугались? Да, мертвых немало, но как же они беспомощны и глупы! Но стоило так подумать, как мертвое море заколыхалось, засверкало кровавым огнем в очах или пустых глазницах. Они расступались, пропуская черную тень, что ползла от перелеска к столичным воротам. Добравшись до моста, она вытянулась вверх, обретая черты исполинского воина. Мертвые застонали, заскрипели зубами, засвистела перегрызенными глотками. Дрох-тин не могла отвести глаз, страх сжимал ее, выдавливая пот и хриплое дыхание.
Воин осмотрел свою армию, потом перевел взгляд на запертые ворота. Хмыкнул, хоть и не имел лица, а потом скинул с плеч плащ. Тот послушно затрепетал в кулачищах, заструился такой же непроглядной тьмой, что и его хозяин. Тогда воин встряхнул его, накрывая город. И этого плаща хватило, чтобы забить небо от края стены до другого края непроглядной чернотой. А мгновение спустя поверх нее к города подлетел столп искр и света, но так и остался для стражников невидимым. Соображая, будто в тумане, Дрох-тин не сразу поняла, что это был тот самый сигнал, которого ждали они у ворот. Сейчас. Именно в эту минуту они должны были открыть ворота, впуская нежить. А потом перебраться по тайным лазам и снова закрыть, заперев мертвую армию в надежных каменных стенах.
Но стражники не видели сигнала. Более того, оставленный на воротах человек не видел ни черной тени, ни исполинского воина, да и к мертвым потерял интерес. Он к ним привык, притерпелся, и теперь сосал из железной фляги крепкое вино. Его товарищи, толпившиеся в ожидании у ворот, всё чаще стали позевывать и всё реже – топтаться. Еще немного – и они повалились бы спать, как были – стоя, опираясь на копья.
Но за стеной не дремали больше мертвые. Они задвигались быстрее, перестроились в ряды, как исправные солдаты. А потом – Дрох-тин глазам не поверила – начали подходит к воротам и укладываться в ряды! Один за другим, другой на третьего, а третий уже подставлял спину для следующего мертвеца. С сжимающимся сердцем гномка смотрела, как они строили лестницу. Рванулась крикнуть стражникам «бегите», но лишь выпучила от натуги глаза. Рот не открывался, будто губы приклеили друг к другу смолой.
Мертвые уже дошли до верха стены, протянули костлявые пальцы к краям бойниц, а люди так ничего не видели и не слышали. И спасти их было некому – дозорный во всю храпел, прижимая пустую флягу к щеке вместо подушки. Гул стонов и сипов за стеной нарастал, а потом мертвые принялись скакать. Как заправские кузнечики они отталкивались ногами и зависали в нечеловеческих прыжках над не-живой лестницей из ворочающихся, хрипящих, клацающих голодными ртами собратьев.
Первый же мертвый с жадностью приник к дозорному, впился когтями в пухлое чрево, засосал капающую из кишок жижу с кровью. Стражник заорал сквозь сон, задергал ногами, но тут же смолк – десяток других мертвецов уже рвали его по клочкам. Другой нежити просто не хватило места около сотрясавшегося в конвульсиях уже неживого тела. Мгновение, и они поспешили прочь, а тот, кто еще несколько минут назад беззаботно спал, дернулся порванным в клочья телом и рывком оторвался от каменного пола стены. Глаза были мутными, наливались кровью, а потом он поднялся на то, что осталось от ног, и побрел прочь. За теми, кто только что сделал его мертвецом. В каком-то болезненном тумане, Дрох-тин наблюдала, как нежить рвала живых, как они пытались бороться, но лишь трепыхались пойманной сытью в кольце голодных ртов. Кровь брызгала во все стороны, летели клочья мяса, а потом так и не утолившая голода стая мчалась дальше – по городским улицам. И за ними, приволакивая объеденные ноги, брели обернувшиеся стражники.