- Чего у вас тут?
Из соседней землянки выполз еще один мужик – пухлый и косоротый в исподних портах.
- Да вот, гости к нам, да еще, как я погляжу, с дитем, а Кинка прочь гонит… Кралю нашу, заезжую…
Занка слушала и ей всё казалось, что это не ее сейчас лапали ненасытные скользкие глазищи, не о ней болтали языками считавшие себя в этой деревеньке хозяевами мужики. Чутье всколыхнулось – зашептало внутри со свистом – куда ударить, в какую сторону метнуться. Но на пути каждого спасительного взмаха стояла препона в виде младенца в шерстяном одеяльце. Занка оскалилась, но тем только вызвала гогот у прибывавших на нее поглазеть мужиков.
Глава 28
Занку притащили к Кинке в дом. Тут же собрались у нее в избе все мужички – хромые, кривые, лысые и облезлые, да завели спор – кому достанется нежданная добыча. Именно так: они делили ее, как шелудивые собаки – кость. Грызлись, орали до одури с пеной у рта, пускали в ход и кулаки, но тут же присмирели, стоило встрять припозднившемуся Дирту. Тому самому тощему мужичонке, что подкараулил Занку.
- Чего тут и говорить, - почесав в бороде, заговорил он. И свора тут же стихла, поскуливая и глядя с подобострастием на своего вожака. – Пока вы баб мяли, да храпели во всё горло, я дозором стоял. Так что вашей доли тут и быть не может! Баста!
- Экая краля, да тебе одному, - обиженно зачмокал губами горбун со сверкавшим во рту золотым зубом. – Не честно так!
- А пришлую, как ее, Зоську, что ли? Или Вишку… Шут ее дери! Вы честно без меня поделили?
Свора снова залилась перебранкой. Занка сидела на выделенной ей койке - куче старого тряпья, застеленного мешковиной, и молча смотрела на происходящее. Она понимала, что ее ждало, догадывалась, что, в конце концов, спор стихнет, и хозяином ее признают этого самого Дирта. И то, как он нетерпеливо поглядывал в ее сторону, не вызывало сомнений – он воспользуется новой наложницей тут же. Едва ли утерпит, когда товарищи отбудут со двора. Потное, вонючее, мерзкое подобие мужчины завалит ее прямо на полу, отпихнув заворочавшийся кулек с ребенком в сторону.
Голова разрывалась от картин одна другой страшнее и противнее, но сердце у Занки билось ровно. Ничто не дрогнуло в ней, не подмывало вопить и царапать щеки. Пусто было внутри. И только тонкая нитка холода струилась откуда-то извне, питая чутье, наполняя его силой. Безжизненной, грубой, требующей выхода – сметать моря, крушить горы, сводить с неба звезды. Или – на худой конец, перешибить дюжину пакостных голов.
Повинуясь чутью, Занка встала – рывком, встряхивая руки. Ярушка лежала на постели, и если до этого подхныкивала, то теперь сосредоточенно засопела. Ее глазенки смотрели удивленно и испуганно – младенец привык видеть в Занке защиту, и то, во что она превращалась сейчас, пугало его.
- Прочь, - процедила она, щурясь.
Мужички не повернули голов – кто-то хмыкнул, кто-то ответил руганью. Для них она уже была взвешена и оценена, оставалось только раздать лакомый кусок по заслугам.
Прочь!
На этот раз Занка не услышала слов – только воронье карканье повисло на языке, унеслось в потолок, пробивая в нем дыру. Посыпалась вниз подпаленная солома, загрохотал на улице гром, и тут только свора уставилась на нее. И смолкла.
Прочь!
Новый раскат грома, хоть за окном и было светло. Зато из дыры в потолке посыпались искры, ворвался ветер – злой трепач, закрутился по комнате, вороша бороды, царапая щеки, забиваясь в ноздри раскаленным зноем. Только Занку и Ярушку не трогал он, а вот свора заскулила, забила руками, пытаясь вырваться из его плена. Они визжали, как свиное стадо, метались по комнате, стукаясь лбами. Ветер становился злее – щипал до красных пятен, заползал за шиворот и сердитым дикобразом полосовал спины.
- Колдунья! Колдунья! – в смятении кричала свора.
Занка упивалась силой – медлила с расправой, утоляя сосавшую в груди жажду мести. Наказать, довести до безумия и отчаяния, а потом стереть в порошок, придавить, как вошь.
- А ну, охолонись!
Зана обернулась – за спиной стоял Дирт. Он и впрямь был умнее остальных и не зря слыл у них вожаком. Пока остальные искали спасительный угол, а Занка упивалась силой, он пробрался к койке. И схватил Ярушку – выдернул из одеяльца за ногу. И теперь вожак куцей своры смотрел победно, потрясая перед Занкиным носом надрывающимся плачем ребенком.