- Мы. Пришли.
Плесенью пахнуло из щели под дверью. Озноб пробрал Занку до костей, она замерла, втягивая голову в плечи. Скрыться! Забиться подальше, зарыться в землю, что угодно – лишь бы не слышать бесцветного голоса, не чувствовать смрада, не слышать, как стучит кровь в висках! Немалых усилий стоило, чтобы прийти в себя, стряхнуть навалившийся морок. Занка метнулась к застывшим Дирту и Кинке, так же как и она сжимавшимся в комок, но выхватить ребенка не успела. Стоило протянуть руки, как очнулся вожак своры, отпихнул ее в сторону и сам выудил надрывающуюся плачем Ярушку из одеяльца.
Новый всплеск отчаянного плача вернул в сознание и Кинку. Запоздало бросилась она выручать младенца, но Дирт ткнул ее кулаком в живот, и женщина с хрипом осела на пол. Тут же подскочила свора, загомонила, трясущимися руками вцепилась в Кинку и оттащила в угол.
- Мы. Ждё-ом, - с подвыванием раздалось из-за двери.
Дирт обернулся к Занке, потряс ребенком перед носом. В черных глазах его отражалось пламя теплившейся у кровати лучины.
- Сама пойдешь? – сквозь зубы просипел он. Они стучали, они с трудом слушались его. – Или сперва ублюдка твоего швырнуть?
Занка чуяла, как страх тек по его венам, как застывал на спине липким потом, как заволакивал рассудок. И именно поэтому не давала волю рвущейся изнутри силе. Не сейчас. Сейчас страх делал его безумным, способным наперекор колдовской силе броситься за порог вместе с дитем, лишь бы не нарушить установленного мертвыми обычая.
- Отдай.
Она шагнула вперед, протянула руки. Снова заскулила, забилась в углу Кинка, но тут же стихла, едва столкнулась с Заной глазами. Немного забвения – это всё, чем могла сейчас она отплатить этой женщине.
- Отдай, и я уйду.
Еще один шаг. Дирт был близко – Занкины пальцы почти касались его рукавов. Медлить он не стал – сунул ей в руки пищащего младенца, а потом подскочил к двери. Открывать ее он не спешил. Видимо, ждал, когда она подойдет ближе.
- А теперь – уходи. И пошевеливайся!
Не обращая внимания на его слова, Занка прижала к груди Ярушку – та тут же присмирела, а потом и вовсе засопела, сунув в рот пальчик. Дирт заскрипел зубами, оскалился, показывая редкие желтые зубы. Напугать хотел? Зана хмыкнула, а потом рассмеялась во весь голос – скрипуче, будто сейчас хохотала не она, а Хёрн. Смех разлетелся по комнате, ткнулся в окно – и по нему побежали черные нити трещин. Заголосили мертвые за дверью – они устали ждать, они почти перестали слушаться того, кто заставлял их забирать подношения. Взвизгнул Дирт, дернул дверь и отскочил прочь, будто кто пнул его ногой.
Отлетела в сторону деревянная преграда – крепкая с любовно намалеванными в самом верху охранными знаками. Не помогли. Не уберегли боги ни этот дом, ни тех, кто так надеялся на их помощь. И уже неважно было – боги ли виноваты или люди. Сейчас на пороге топталось изъеденное червями нечто. Нельзя было понять – мужчина или женщина, старый или молодой. Кости с прожилками черной запекшейся кровью плоти, с развевающимися за спиной полосами ветхого тряпья ждали там. Скалился гнилыми клыками облезлый череп, сверкал кровавым взглядом. Он повернулся из стороны в сторону, будто осматривался, а потом мертвый перекинул через порог костяную ногу с единственной уцелевшей жилой. Обглоданная стопа почти коснулась пола, когда он заметил Зану. Заметил - и замер, а потом закивал и отступил, освобождая ей путь.
Тряслась в углу свора, пускала слюни Кинка, скулил где-то в стороне Дирт, пытаясь уползти как можно дальше. И только Зана стояла с прямой спиной, по которой без остановки мчались мураши, оставляя после себя ледяную дорожку. Теперь у нее не было другой дороги – только на улицу. Туда, где расступались мертвецы. Голодные глаза сверкали победно – жертва! Они получат ее и смогут отдохнуть немного. Пока чужая воля снова не погонит их обглоданные кости за новой кровью.
Занка сделала шаг. Сердце ёкнуло и застыло. Остановилась кровь в жилах, перестали стучать в набат виски. Зана шагала, не чувствуя ничего. И только когда ноги ее коснулись вытоптанной земли, грудь обожгло новым толчком сердца. Оно рвануло с места, будто хотело нагнать пропущенные удары. Только теперь в нем не осталось места страху.