Хром раздосадовано дернул рукой, будто перерубал ею воздух перед собой. Не укрылось от него и то, что при упоминании имени дочки у Марры кровь отхлынула от лица.
- Значит, юная наследница решила показать зубы? – недобро улыбнувшись, процедила она. – Что ж, и мы свои покажем… Вот что!
Марра резко склонилась, схватила Хрома за руку, а потом заговорила вполголоса.
- Я ей, уклейке, глаза закрою. Мои детки для нее, что пыль в воздухе будут – не увидит, даже если перед носом поблазню. Веришь?
Хром сдвинул брови, поиграл ими, прикидывая – стоила ли затея выделки? С одной стороны – малышня у Марры была почти вся рослая, к тому же – парнишечки. Такие годок-другой, да и за лук и плуг возьмутся. Хорошо бы их в Надвин привести, а с другой – гномиха… Хитра она была, да ловка – не отнимешь этого, сладит ли с ней Марра? Хром еще додумывал, но губы его уже отвечали впереди ума.
- Верю. Но мне надо своим сказать – посоветоваться. Без них – не могу.
- Да всё ты можешь, лис облезлый, - сверкнув зубами, ответила Марра. Но слова прозвучали скорее по-доброму, чем обидно. – Ладно уж, советуйся. Только сильно не тяни. Слышал, поди, мертвые идут. И тут их ни я, ни мой спутник не остановим – не время нам еще. Так что на людей вся надежда, а они, сам видишь – испаскудились все, истаскались.
Хром дослушал, кивнул вместо ответа, и тут же поспешил восвояси. Туда, где под открытым светлеющим небом не смыкали глаз пара десятков покрасневших от напряжения глаз.
Глава 32
Месяц скрылся в серой дымке предрассветного неба, потухли звезды, но ночь еще властвовала над степью. Тихо было вокруг - ни звери, ни птицы не кружили около людской стоянки, не искали поживы. Лишь изредка нарушали звенящую тишину младенческий писк, сонное женское бормотанье, да ругань обходчика, наткнувшегося на захрапевшего караульного.
Хром шел за Маррой по лысой растрескавшейся земле. Они огибали стоянку слева, там, где никто не пожелал развести костра, и торчали черными щетками пучки сохлой травы. За ними следом ковыляли гномы – около трех десятков, точно большак не знал – некогда было пересчитывать. Шли они с трудом, переваливаясь и хмуря и без того сердитые лица. То, что с их ногами что-то сделали в плену, Хром понял сразу: штаны у бородатых были обрезаны до колен. И от рваного края портов до босых пят сплошь отливало чернотой в рассеянном пламени факела. Одного из гномов изувечили так, что теперь он пудовым кулем обвис на спине большака. Шли сторожко, озираясь и прислушиваясь к случайным шорохам.
Только Марра шагала чуть ли не царственно, оглядывая ведомую процессию с нескрываемой гордостью. И ей было чем гордиться. До сих пор у Хрома холодело под ребрами от того, как ловко она избавила его от тела. Несколько напевных слов, и большак полегчал, истончился, а потом и вовсе растаял в последних ночных часах. Пытался свести ладони, но они проходили друг друга насквозь. Это тебе не фокусы на ярмарках показывать, это было настоящее ведовство, справленное не хуже мага. И Хром диву давался, как Марра умудрялась прикидываться деревенской дурочкой, имея такую силу.
Впервые в жизни большак, не стесняясь, благодарил Предвечных, что натолкнули его на ведунью. Конечно, он всегда относился с уважением к богам – всё-таки этот мир был создан ими. Не забывал и о жертвеннике в день урожая, но никогда не было случая воздать Предвечным хвалу от собственного сердца. Жизнь Хрома не отличалась ни достатком, ни радостями, по крайней мере, он принимал ее, как должное, с горестями и скудным счастьем. И только когда бесплотным существом проплывал мимо вооруженной до зубов стражи и огибал вспыхивавшие янтарным заклятья, понял: не встреть он Марру – тут бы и сложил голову. И свою, и тех, кто ему верил и шел за ним.
Сейчас же Хром снова обрел руки и ноги и уносил их подальше от заговоренной палатки для пленников. До притаившихся в нависшем над степью тумане его людей оставалось немного. Там же ждали и дети. Марра обещала, что для бородатых они будут скрыты. Решиться взять ребятню было не просто – не утаил ведь от своих, всё выложил, да и выслушал немало. Это ему – вдовцу, некого было терять в Надвине – так заговорили те, с которыми немало пришлось хлебнуть. И Хром смолчал. Выслушал, и только когда самые рьяные угомонились, заговорил. Тихо, но властно.
Да, в женщинах, детях и стариках, что остались в Надвине, не было его крови. Но это не значило, что он не считал их своими. Все они были ему детьми, теми, кто нуждался в его помощи и крепком слове – так Хром привык и так исполнял на совесть. Но долго ли Надвин устоит без свежей крови? Поколение, другое, а там? Братьям придется жениться на сестрах. Такое будущее хотели они для своих потомков? И если сейчас не воспользоваться помощью Марры и не протащить хоть кого-то к себе, как знать, останутся ли люди на этой земле еще где-нибудь, кроме Надвина? Только тогда его люди смолкли. И пусть никто не спешил кивать, зато больше и не спорили.