Выбрать главу

Спи, моё дитя, настанет время, мы вспомним этот день под Великим Древом. Я владею словом, я могу убить врагов и упокоить мертвецов, кого ни встречу на пути, но… Я не могу дать тебе молока, не могу удержать твою жизнь...

- Это – плата за силу. То, что может разрушать, неспособно созидать.

Слова Эриана оборвали песню, выдернули Занку из мира на грани бытия. Она смолкла, ткнулась лицом в одеяльце, ощущая приторно сладкий запах затаившейся в пеленках смерти. Она еще не имела полной силы, лишь примерялась к крошечному и жалкому существу. Занка сглотнула, прогоняя хлюпавшие в носу рыдания. Сейчас ей меньше всего хотелось слушать нравоучения недо-эльфа.

- Но если тебе интересно, - голос Эриана звучал уже с другой стороны. - Я могу помочь.

- И сколько ты сможешь держать ее голод? – удивляясь навалившемуся вдруг равнодушию, ответила Занка. – День? Два? Рано или поздно он вернется. И тогда…

- Я могу добыть молоко. Столько, что хватит на одного человеческого детеныша на каждый день пути.

Зана не поверила – как? Встрепенулась, заморгала, пытаясь выудить хотя бы силуэт полукровки из кромешной тьмы.

- И что ты хочешь взамен?

- Ничего нового: ты идешь со мной.

- А потом?

- Потом?

Похоже, Эриан не ждал, что Зана спросит об этом. Скорее, он был уверен, что она тут же согласится.

- Для меня ведь не будет пути обратно, - произнесла, но ничто не отозвалось в груди. В сердце словно натянуло тьмы со всех сторон, и оно лишь дергалось, не в силах вместить кромешную черноту. Но не было ни боли, ни страха.

- Я отнесу твою девчонку к людям. Если таковые еще останутся. Но навязывать им подкидыша не буду, так что дальнейшая ее судьба останется за ними.

Словно почувствовав, что решается ее судьба, заворочалась Ярушка, закряхтела, переходя на жалобный писк. Она ведать не ведала, что творилось сейчас вокруг. Она просто хотела есть и искала заветную грудь с завидным упрямством. Зана открыла рот, чтобы ответить, но не успела закончить «согласна», как ее груди налились свинцовой тяжестью. Ткань исподнего неприятно зацарапала соски, из которых тут же принялось что-то течь.

Занка схватилась за грудь, чувствуя под пальцами что-то липкое. Она еще не сообразила – что, но ей на помощь уже спешила Ярушка. Почуяв пищу, малютка огласила округу таким отчаянным криком, что уши заложило. Молоко! У Занки появилось молоко – от него пекло в груди, распирало. Вот только она так и не могла принять эту мысль – по-прежнему бестолково хлопала глазами.

- Ты? Ты… - больше она ничего не могла сказать.

- А ты что хотела? – насмешливо раздалось где-то над головой. - Чтобы я наколдовал тебе корову? Или козу? Ну уж нет! Я от тебя-то устал, не хватало, чтобы рядом блеял еще кто-нибудь. Поторопись, иначе я сам придумаю, чем заткнуть детенышу рот.

Занка скрипнула зубами, но колкость проглотила. Вместо того, чтобы искать подходящий ответ, она поскорее скинула исподнюю поддевку. Мысль о том, что полуковка увидит ее нагую и будет насмехаться, скользнула мельком и исчезла. Гораздо больше Зану тревожило – сможет ли она всё сделать правильно? И вообще – как это делать правильно? Видеть, как другие кормят грудью – видела, но когда дошло до дела у нее самой, то от напряжения затряслись руки и ссохлось во рту.

Подтянув к груди надрывающуюся криком Ярушку, Занка не нашла ничего лучше, как просто ткнуть ей в рот соском. Получилось не сразу – малышка вертелась, ища пищу и несколько раз промахнулась мимо цели, прежде, чем ухватить ее деснами. Почувствовав молоко на языке, Ярушка неистово принялась двигать челюстью, утоляя голод. И в тот же миг Занка с трудом сдержалась, чтобы не выдернуть у нее грудь и не отбросить ребенка прочь. Это оказалось больно, жутко больно! Казалось, в крошечном рту притаилось ряда два острых зубов. И эти ненасытные зубы клещами вытягивали из груди жизненные соки. Как роженицы умудрялись умильно поглядывать на детей, когда те делали с ними такое?

Занка морщилась, кусала губу. По щекам у нее текли слезы, но унимать их было бесполезно – им не было перевода. Пытка продлилась недолго: Ярушка быстро устала и заснула, не выпуская изо рта сосок. Зана высвободила его сама, бережно, отмечая кровоподтеки. Мысль о том, что придется еще не раз кормить ребенка, камнем нависла в мозгу.