- Не понимаю, зачем ты возишься с детенышем? Он ведь тебе никто.
- И не поймешь, - укладывая Ярушку на коленях, ответила Зана.
- Почему же?
Внезапно охватившая недо-эльфа разговорчивость раздражала.
- Тому, кто ведет за собой мертвецов этого не понять.
Ответа не последовало. Вряд ли полукровка и впрямь понял хоть что-то. Зана сомневалась, что на свете существовало то, что было способно его тронуть. Сон налипал на веки, тянул их навстречу друг другу. Но не успела она задремать, как Эриан разразился горячим шепотом из темноты.
- Хочешь сказать, ты лучше меня? Добрее? А кто хотел стереть тех людишек в пыль? Забыла, какие слова говорила, за что хваталась? Я не сделал ничего, что не было бы им назначено. А ты? Что ты знаешь? Что ты можешь понимать?
Тишина продлилась недолго.
- Ты когда-нибудь видела калек? Хромых, горбатых, глухих… Их в изобилии можно было встретить у ворот Тордена, еще больше – на Махровом холме в День памяти. Я был там однажды – из любопытства, с отцом. Здоровые и сильные из вас приходили туда с жертвой Предвечным, а калеки докучали им – клянчили милостыню. Ты была там?
Занка задумалась, пропуская перед глазами монотонное прошлое. Потом мотнула головой, уверенная, что жест не остался для Эриана незамеченным.
- Так вот, редко кто им подавал. Гораздо чаще делали вид, что не замечают. А бывало - отпихивали в сторону, чтобы не мешали общаться с богами… Люди! Я – не человек, но для эльфов я – глухонемой слепой горбун, разбитый параличом. На такого даже смотреть противно, не то, что жалеть! И знаешь, они правы. Эльф без полной крови и есть урод. Я – урод. Бородавка на чистом и красивом лице своего народа. Если такие и были до меня, то вывелись сами собой, потому что здоровое семя не трогает ржа и не едят личинки. А таких, как я – едят. Я смертен, и даже мой отец не старался ввести меня в род. Зачем? Они потерпят моё присутствие, а потом закопают на границе купола, потому что бояться. Они бояться, что если захоронят мой труп на Снежном перевале, то ушедшие прежде не стерпят такого соседства и встанут, как ваши. Но они ошиблись. Я смертен, но я умею больше, чем мой отец. Он держал меня в кулаке, и я притворился, что сам не желаю выбираться наружу, но стоило ему ослабить хватку, как я нашел лазейку! Я нашел того, кто сможет дать мне бессмертие. И когда я его получу…
Я-Я-Я… У Занки на ушах навязло это «я». Полукровку, похоже, больше ничего не заботило – только он сам.
- Зачем? – оборвала она. Усталость плюхнулась на плечи, гнула к земле, заволакивала уши, смеживала глаза.
- Что?
- Зачем тебе бессмертие?
- Чтобы жить, - огрызнулся Эриан. – Ты тоже не хочешь умирать, разве нет?
- Я хочу остаться человеком. Что бы ни случилось. А бессмертие… Мертвые тоже перешли ту грань, когда нет смерти. Ты хочешь стать живым мертвецом?
- Я не человек. Я никогда не стану мертвым. А когда приведу тебя…
- Я уже слышала – станешь бессмертным. Полным совершенством…
Занка договорила и провалилась в сон. Сквозь него она слышала, как Эриан еще что-то доказывал, кичился своим «я», пытался показать, какие ничтожные людишки по своей природе, и что Зане, как одной из этих людишек, стать совершенной уж точно не грозит. Он брызгал ядом, не в силах укусить. Он был беспомощен и жалок в ее глазах даже сквозь сон.
Глава 34
Занка просыпалась несколько раз, повинуясь настойчивому детскому плачу. Ночь всё еще лежала черной тенью над болотом. Воздух, отдающий смрадом и плесенью, звенел в ушах. Ни вскрика выпи, ни лягушачьего квака, ни бульканья вонючей жижи. Скорее на ощупь, чем видя глазами, Зана пеленала и кормила Ярушку. Она зря надеялась – с каждым разом боль от прикосновения младенца к груди становилась всё острее. Может потому, что молока было немного? Да и откуда ему взяться, когда Занка и сама почти не ела?
В полудреме она обшарила ладонями всю свою кочку, но в слежавшемся листовом опаде и под мягким липким мхом не пряталось съедобных корней. Даже черви и личинки – и те обходили гнилое болото стороной. Всё, что удалось бросить в рот накануне – пригоршня прелых клюквенных ягод, давно рассосалась в животе. И теперь вместо привычного голода там поселился прожорливый монстр, требующий пищи после каждого грудного кормления. Он бушевал, сводил живот судорогой, пытал икотой и головной болью. Утолить зверский голод было нечем, и всё, что могла Зана – терпеть. С трудом, стискивая зубы и закатывая глаза. Она понимала, что это гибельный путь: кормить ребенка собственными жизненными соками, и лишь надеялась, что не сляжет раньше, чем Эриан доведет ее до места. А там… Там он выполнит обещание и отнесет ребенка к людям. Для нее самой этого «там» не существовало.