То, что хотел сказать Эриан, было не трудно понять: не кто иной, как она – Занка, могла побороть злого колдуна, из-за которого мертвые не давали прохода живым. Тогда, в Тордене, она бы, не задумываясь, бросила всё и рванула сражаться с неведомым колдуном, но не сейчас. Что-то изменилось в ней: то ли сломалось, то ли наоборот – наросло и окрепло. Мысли – и те были какими-то странными, каких раньше у Заны не возникло бы.
И потом – еще вопрос, зачем это Эриану? Он сам вел ее к своему учителю и наставнику, и если до этих слов было ясно, для чего, то почему теперь недо-эльф вдруг решил дать Занке надежду? Додумать полукровка не позволил.
- Только хочешь ли? Еще вчера ты могла управиться с теми, кого винишь в людских бедах, но не стала. Почему?
Могла? Зана удивленно вскинула брови, прислушиваясь к себе. Могла?
- Вчера…
- Ты не хотела, - оборвал Эриан. - Тебя больше заботила одна единственная никчемная душонка. Ты могла спасти всех, но не сделала этого ни для кого.
Не находя ответа в своем сердце, она не нашла ничего лучше, как огрызнуться.
- И ты не сделал! С такой силой, как у тебя, можно было спасти Торден, но ты наоборот его уничтожил!
- Вот я о том и говорю, ты - не лучше меня. Но я хотя бы знаю, что я делаю и зачем, а ты плывешь по течению с поднятыми кверху лапками. Ты сдалась, даже не попробовав бороться.
- А чего ты хочешь? Чтобы я надавала твоему великому колдуну пару оплеух, он одумался и всё исправил?
- О, нет! Это людей точно не спасет! – Эриан рассмеялся.– Но ты могла бы попробовать убить его. Мне всегда было интересно – возможно ли это сделать? Он говорил, что совершенство не подвластно тлену, а он-то уж точно знает тайну поистине вечной жизни.
- И ты решил, что раз мне всё равно нечего терять, я могу сразиться с твоим учителем?
- Это было бы забавно. И потом – это единственный шанс для тебя. Ты же не хочешь умирать?
- Почему же? Я готова.
- Готова? К смерти? – Эриан разразился хохотом, от которого у Заны по спине побежал холод. – Ты думаешь, подставишь шею под топор – и дело кончено? А что, если нет? Что если тебя просто сожрут заживо? Именно так – сотни мертвых будут жрать тебя, пока ты не истечешь кровью или не сдохнешь от страха и боли. Как тебе?
Занку передернуло. Она почти видела эту картину, почти чувствовала на коже холодные пальцы с длинными крошащимися ногтями, ощущала, как буравят плоть кривые острые зубы ненасытных ртов, будто это было не отражение слов полукровки, а реальное видение. Реальное! Зана попыталась отогнать предчувствие, но оно не отступало.
Эль-хо-азанна – набатом отбивало в висках собственное имя. Она почти понимала, что оно значило, но не смогла бы сказать наверняка. Не могла, потому что не была готова это принять. Не хотела!
Сердце заныло, ухнулось в пятки, разлетаясь на рваное шматьё. Оно обливалось холодной кровью и пульсировало где-то на дне, не оставляя равнодушной ни единую частичку Занкиного я. Ее лихорадило: било ознобом, бросало из жара в холод. Унимая сердце, она повернулась в ту сторону, откуда доносился голос Эриана. Он и впрямь был там – висел над трясиной со скучным выражением на лице. Безучастным и пустым. На этом лице чужими казались его глаза – теплые, с отблеском тусклого рассветного солнца. Теперь Зана знала, от кого они достались ему – от матери. Он не лгал.
- Зачем это тебе? Не веришь учителю? Хочешь понять, может ли он дать тебе полную кровь? – спросила после затянувшегося молчания.
- Я никому не верю. Забудь, - Эриан махнул рукой. – Считай, что разговора не было. Надо идти.
Зана попыталась подняться, но ноги подвели ее. Затряслись, разъехались в стороны, опрокидывая хозяйку на мокрый мох. Лицом она едва не угодила в трясину.
- Долго еще… идти? – спросила, тяжело дыша.
- Нет. - Полукровка сделал вид, что ничего не заметил. – Но если ты мне поможешь – доберемся в два счета. Тогда у твоего выкормыша будет больше шансов, что на земле останется хоть кто-то, кому можно будет его подбросить.
- Что я должна делать?
Занка снова села, поджала к себе колени и теперь растирала икры руками. От них бежало тепло, прогоняло щипки судорог и слабость. Оставалось лишь дивиться, что слабое тело могло вместить столько силы. И при этом – оставаться слабым.