В последней фразе Кротову послышалось нечто обидное, и он немедленно ощетинился.
— Ладно, это не твоя забота, — невежливо сказал он. — Кстати, если тебе интересно: дружки Новасардова меня пасут. Сегодня сидели во дворе, дожидались. А до этого ходили за мной по городу, пока я не заметил.
Каширин всполошился, забеспокоился.
— Позвони в отделение милиции. Немедленно! Они обнаглели окончательно!
— Вот я и звоню. Разве ты — не милиция?
— Разумеется, — засуетился Каширин. — Я приеду немедленно!
Кротов представил себе нескладную фигуру следователя и пожалел его.
— Не надо. Сейчас в отделение позвоню. Без тебя обойдутся…
Ни в какое отделение он звонить, конечно, не стал. Что бы он, собственно, сказал? Что кто-то его стережет во дворе? Да если не пошлют его сразу, дальше что? Ну, приедет наряд, подойдут, скажут: здравствуйте, это не вы, случайно, Кротова из тридцатой квартиры собираетесь отлупить? Чушь!
Поэтому он просто улегся спать. Пусть себе ждут, если нравится. Утро вечера мудренее…
* * *
Утром пикета во дворе уже не было. Тщательно обследовав местность из окон квартиры, а потом и с лестничной площадки, Кротов пришел к заключению, что путь свободен. Перед назначенной встречей с Валей он намеревался еще успеть забежать на работу за отпускными, которые так и не удосужился получить. Но сразу уйти не удалось. Утро началось тем, чем закончился вечер — телефонным звонком.
— Можно Александра Юрьевича? — вежливо спросила трубка.
— Пожалуйста, — разрешил Кротов. — Это я.
— Вас беспокоит следователь районного управления Ильин. Мне бы хотелось с вами встретиться. По вашему делу.
— По моему? — заинтересовался Кротов. — На меня уже дело?
— Это касается нападения на вас. Вы не смогли бы подойти к двенадцати?
Кротов согласился, и следователь Ильин положил трубку, после чего Кротов сообразил, что поступил не совсем правильно: надо было договариваться на два часа и прийти вместе с Валей.
К десяти он был на работе, получил в кассе деньги и забежал в свой отдел — без определенной цели, просто по инерции.
Он вошел и сразу ощутил неловкую тишину, которая обычно устанавливается, когда в компании внезапно появляется тот, кого только что оживленно обсуждали за глаза. Все его присутствующие коллеги как по команде взглянули на него и тут же отвели взгляды.
— Привет, — сказал Кротов в пространство и сделал вид, будто зашел, просто чтобы взять нечто позабытое в рабочем столе. Он выдвинул ящик, покопался в нем и поднял голову: к столу подошел Игорь Теодорович.
— Как отдыхается? — поинтересовался он и без паузы предложил: — Пойдем-ка на два слова.
Теряясь в догадках, Кротов вышел за ним в коридор. Игорь Теодорович не просто прислонился к стенке, а как бы лег на нее, будто приготовился провести в таком положении не менее суток.
— Что у тебя там произошло? — строго спросил он.
— Где это там? — не понял Кротов.
— В милиции. Из райкома поступила информация.
— Какая еще информация? Почему из райкома?
Игорь Теодорович снял очки, потрогал дужку губами, словно пробуя на вкус, и посмотрел в потолок.
— Рекомендовано пока воздержаться от предоставления тебе анкеты.
— Почему? — растерялся Кротов.
— Это самое я и хотел у тебя выяснить. Почему? Дословно мотивация такова: у партии есть сомнения в твоей искренности. Рекомендовали тщательно присмотреться.
— Ну и присматривайтесь. Вы что, меня не знаете, Игорь Теодорович?
— Речь не обо мне, — инфантильность Кротова вызвала у Игоря Теодоровича досаду. — Но сигнал из райкома мы не можем оставить без внимания. Пойми меня правильно.
— Что ж тут понимать? — Кротов ощутил, как его наполняет обида. — Какая, к черту, неискренность? Один подонок при мне пырнул ножом человека. Я свидетель, понимаете? Сви-де-тель!
— Я-то все понимаю, — попытался его успокоить Игорь Теодорович. — Но пренебречь сигналом…
— Не пренебрегайте! — воскликнул Кротов. — Устройте собрание, разберитесь во всем, и пусть народ проголосует. Как это делается. Достоин или не достоин, искренний или не искренний. Или вообще негодяй.
— Это, конечно, само собой… Но ты пойми… Какое собрание, до собрания еще далеко, так дела не делаются… Ты вот что, Александр, не кипятись. Давай по-умному. Ведь ты сейчас в отпуске, так? Ну и иди, гуляй. Вернешься, пройдет месяц, другой, все утихнет, разъяснится. Нельзя в такой ситуации спешить. Нет ничего — значит, рано или поздно все рассосется само собой.