Незадолго до смерти дедушки, скрипку украли. И все эти прошедшие годы, я вспоминаю слова моей бабушки, сказавшей несколькими неделями позже, что он умер от разрыва сердца.
Я была слишком молода, чтобы до конца понять это. Но ее слова засели в мою голову. Мне хотелось добавить эту семейную историю в свое эссе о скрипках Страдивари. Я знала, что мистер Ловетт, мой учитель английского, оценит это
Я хороший писатель, Дневник. Я люблю писать и рассказывать истории. После того, как мой дедушка умер, когда мне было семь, это эссе было для меня чем-то особенным. Я начала писать его. Вообще-то, я его почти закончила.
Сколько времени? Два утра? Встать сейчас и продолжить работу над ним? Может, это отвлечет меня от Блэйда.
Я зевнула. Нет. Я все равно не смогу сконцентрироваться. Мне не хотелось спать, но я чувствовала себя уставшей. Разбитой. Может, если бы я попыталась очистить свой разум… Может, медленно посчитать от ста до одного…
Я была только на девяноста трех, когда услышала за окном грохот. Я испугано села.
Дождь прекратился, но оконное стекло было покрыто каплями дождя. Яркий полумесяц плыл в сером небе.
Я прислушалась. Услышала еще звук. Похожий на низкий плач. Может кошка?
Я наклонилась вперед, прижалась лицом к стеклу и посмотрела во двор. — Ой, нет! Нет!
У меня перехватило дыхание, когда я увидела Блэйда в его красной толстовке.
Он стоял в луче желтого света, падающего на траву. Капюшон был опущен, и я видела, что взгляд его зеленых глаз направлен на мое окно.
— Нет. Пожалуйста, — я закрыла глаза и попыталась избавиться от него, прогнать его, отправить прочь. Мне хотелось умолять его: «Исчезни, Блэйд. Ты мертв. Исчезни, пожалуйста».
Но, когда я открыла глаза, он не сдвинулся с места. Он стоял на свету, его красная толстовка блестела, и я увидела руку. Руку, которую отрезала дверь моей машины. Он засунул ее в карман толстовки.
Он нашел руку. Она у него.
Я попятилась от окна, но он уже успел меня заметить. Я увидела, как он поднял над головой свою нормальную руку.
Что он держал в ней? Что это было зажато у него в кулаке?
Я всмотрелась в покрытое каплями стекло, пытаясь сфокусировать взгляд. Свет, падающий от дома, озарил предмет у него в кулаке. Нож. Сверкнуло лезвие.
— Боже мой.
Блэйд держал над головой нож. Держал его высоко, чтобы я могла видеть. Его голова была запрокинута назад. Глаза смотрели на меня.
Я закричала, когда он опустил нож.
Он вонзил лезвие себе в голову и снова убил себя.
32
Я повернулась к двери спальни. Слышали ли мама с папой мой крик?
В коридоре было тихо.
Мне не хотелось снова смотреть во двор. Не хотелось видеть распростертого на траве Блэйда с торчащим из него ножом.
Но у меня не было выбора. Я должна узнать, может ли он снова умереть. Я должна это узнать…
Боже мой. Нет.
Он не убил себя. Он засунул нож себе в рот и провел лезвием между губами. Он разрезал шов, чтобы освободить рот.
В ярком свете я видела, как лопаются толстые черные нитки, как отваливаются стежки, пока не остается лишь несколько кусочков черной нити, прилипшей к уголкам рта Блэйда.
Охваченная холодным ужасов, прижавшись горящим лицом к прохладному оконному стеклу, я наблюдала, как он тестирует рот. Двигает челюстью вверх-вниз. Шевелит губами. Медленно открывает рот. Высовывает и засовывает язык несколько раз. Затем он стащил остатки нитки с губ и еще немного поработал ртом.
После этого он поднял глаза на меня и закричал хриплым страшным животным воплем:
— Я вернулся ради тебя, Кейтлин. Я вернулся. Я никогда тебя не оставлю. Никогда!
Охнув, я опустила штору, рухнула на кровать и натянула одеяло на голову.
***
На следующее утро мне не хотелось идти в школу. Как я могла сидеть в классе со всем этим ужасом, вертящимся у меня в голове? Я стала раздумывать какое бы оправдание придумать для родителей. Но потом я вспомнила, что не могла остаться дома. Мне нужно пойти в школу и найти Дину Фиар.
Дина была моей единственной надеждой. Из тех старых книг в ее семейной библиотеке, она обучилась тайнам, научилась силе, вернувшей Блэйда к жизни.
Она знала способ как отправить его назад, в гроб.
Припарковав машину на студенческой стоянке, я снова подумала о тех двух людях, застывших в витринах в доме Дины. Меня передернуло, и я крепко вцепилась руками в руль. Любой здравомыслящий человек держался бы от Дины как можно дальше.