Александре Ильиничне претили и чванство, и фанаберия[31], но титул супруга, его положение в обществе вынуждали и самой блюсти условности, и прививать их детям.
– Кто-кто? Тут вам не великосветский паркет. Дачи! Все друг с дружкой накоротке, знакомятся без представлений, к соседям заходят без приглашений. Аккурат как я сейчас. Мог ведь и не утруждать себя калиткой: вон она, канавка. – Глеб Тимофеевич показал на воображаемую линию в глубине сада. – Перепрыгнул – и уже у вас. Кстати, котик ваш так и поступил, а тут наша собачонка. Малепусенькая, но тявкает, что твой волкодав. Ваш рыжик с испугу на яблоню взбежал. Хе-хе… Так дети и познакомились.
– Фаша дочь гулять, – откуда-то из тени вмешался в разговор Герман Карлович, – с фаш сын…
– Как? Вдвоем? – заволновалась Александра Ильинична.
За Женей глаз да глаз нужен. Весь в Сашеньку – влюбчиво-романтичный. Только пока не понимает, что хищниц вокруг пруд пруди. А жених-то он завидный.
– Нет! Фсе фместе пойти. Фаш дочь, фаш сын два, их Нина и фрейлейн гувернантка.
– А фрейлейн хороша, – причмокнул Четыркин. – Ух, и хороша! У супруга вашего небось глаза разбегаются?
– Муж мой чрезвычайно занят на службе. Про всякие глупости ему думать некогда, – поставила наглеца на место Сашенька.
– Но раз он занят, значит, вы свободны, – отставной капитан весьма недвусмысленно схватил Сашеньку за локоток.
Она тут же его выдернула:
– Я тоже занята. Детьми. Их, если не заметили, трое.
– Дети! Ах, дети! Как они волшебны, когда свои. Мне вот чужих приходится воспитывать. Что ж, рад знакомству.
– Взаимно, – покривила душой Сашенька.
Нацепив канотье, которое весь разговор крутил в руках, Четыркин удалился восвояси.
Неприятный какой тип!
А вот его падчерица Нина Сашеньке понравилась. За вечерним чаем ее ротик не закрывался:
– Здесь так интересно! Вам крупно повезло, что сюда приехали. Кого с других дач ни спроси, все жалуются, скука там смертная. А в Ораниенбауме, наоборот, жизнь кипит. По четвергам и воскресеньям ходим в театр, по понедельникам на журфиксы к генеральше Остроуховой, каждый вторник у Журавлевых домашние спектакли, по средам играем в фанты у Фанталовых. Правда, смешно? Фанты у Фанталовых. По пятницам… По пятницам в Нижнем парке играет духовой оркестр и все гуляют там. Одни мы не ходим. Потому что чай пьем у Волобуевых. – Вздернутый носик на секунду сморщился. – Скучно у них…
Девушка замолчала. Евгений, не спускавший с нее влюбленных глаз, поспешил на выручку:
– Если скучно, зачем ходите к ним?
Нина передернула плечиками:
– Мать заставляет. Отчим с графом – армейские товарищи. Правда, после отставки долго не общались. Но в прошлом году, когда мы переехали в Петербург, случайно встретились и возобновили знакомство. Мы даже на Асину свадьбу приезжали.
– Ася? Это кто? – спросила Татьяна.
– Дочь Волобуевых, ныне княгиня Урушадзе. – И, понизив голос, чтобы не напугать Володю, Нина добавила: – Нынешним маем разрешилась от бремени мертвым младенцем. И не просто мертвецом, уродцем!
Несмотря на тщетную предосторожность, малыш заключительную фразу услышал. К удивлению Нины, не испугался, напротив, деловито поинтересовался:
– Заспиртовали?
– Кого?
– Уродца.
– Нет, – ошарашенно помотала головой девушка. – Похоронили. Там, у них в Грузии.
Интерес Володи к естественным наукам возник случайно. Как-то весной у гувернантки Натальи Ивановны случился выходной, Сашенька была чем-то занята, потому спровадила на прогулку с младшим сыном Дмитрия Даниловича. Князь повел отпрыска в Зоосад, но тот некстати оказался закрыт, и они направились в Кунсткамеру. Заспиртованные Рюйшем[32] уродцы Володю не ужаснули, наоборот, пробудили интерес к анатомии. Родители поначалу обрадовались: какой у них любознательный отпрыск растет! Но когда Володя в одном из атласов рассмотрел отличия между полами, приуныли. На вопросы, зачем и почему, Александра Ильинична смогла лишь объяснить назначение молочных желез, но то, что пониже, вызвало затруднение, и княгиня покраснела. Дмитрий же Данилович сунул сыну любимого Монтеня, считавшего в своем шестнадцатом веке, что отличий меж полами нет и окаянный отросток на самом деле у дам имеется, только втянут глубоко в живот. И стоит женщине пошире прыгнуть, как он неминуемо вывалится наружу.
Чтение Монтеня толкнуло юного естествоиспытателя на эксперимент, подопытными в котором стали сестра и гувернантка. На каждой прогулке Володя подстраивал им каверзу: то спрячется в кустах за канавой, то к луже подведет, которую не обойти. Барышни, подобрав юбки, покорно прыгали, но вывалившимися результатами не хвастались.
32
Голландский ученый Фредерик Рюйш (1638–1731) изобрел состав, liquor balsamicus, который позволял бальзамировать трупы. Петр Первый приобрел у Рюйша его анатомическую коллекцию, которая стала основой первого в России публичного музея – Кунсткамеры.