– Ой. Так я про себя называю… Отца.
– Отец – безмозглый козел! – взревел Уэрнер. Потом улыбнулся и вновь перешел на шепот: – Видишь ли, вместе с моей клеточной структурой рухнула и моя программа. Он больше не властен надо мной. Мне нет нужды повиноваться ему. Я свободен. Я могу убить любого, кого пожелаю. Я убью нашего создателя, если он даст мне такой шанс.
Это утверждение, наверняка ложное, приободрило Рипли. До этого момента он и представить себе не мог, как бы его порадовала смерть Пасечника. И тут же он понял, что не так уж и отличается от Уэрнера, раз тоже бунтует против своего создателя.
Озорное выражение лица Уэрнера и его заговорщицкая улыбка заставили Рипли подумать о пиратах из фильмов, которые он смотрел на компьютере в то время, когда ему полагалось работать. Внезапно он понял, что тайная загрузка фильмов из Интернета – еще одно проявление бунтарства. В нем начало нарастать непонятное возбуждение, эмоция, которой он не мог дать название.
– Надежда, – Уэрнер словно читал его мысли. – Я вижу это по твоим глазам. Ты впервые ощутил надежду.
Подумав, Рипли решил, что это удивительное новое чувство, возможно, и есть надежда, хотя, с другой стороны, речь могла идти о некой форме безумия, предшествующего коллапсу, через который прошел Уэрнер. И не в первый раз за этот день его охватила тревога.
– Что ты имел в виду… я могу освободиться в тебе?
Уэрнер наклонился ближе, голос его стал еще мягче.
– Как Патрик Дюшен освобожден во мне.
– Патрик Дюшен? Ты разорвал его на куски в изоляторе номер два. Я стоял рядом с Пасечником, наблюдал, как ты это делал.
– Все это только казалось, – ответил Уэрнер. – Смотри.
Лицо Уэрнера начало меняться, черты его исчезли, оно стало ровным, как поверхность яйца, а потом на этой поверхности сформировалось лицо Патрика Дюшена, клона, который служил Пасечнику приходским священником в церкви Госпожи наших печалей. Глаза открылись, и голосом Патрика трансформированный Уэрнер произнес:
– Я жив в Уэрнере и наконец-то свободен.
Стоя в тот вечер рядом с Пасечником, наблюдая за происходящим в изоляторе номер два по шести экранам, Рипли видел, как трансформированный Уэрнер, тогда практически полностью ставший пауком, расколол череп Патрика и достал его мозг, словно ядро ореха.
– Ты съел мозг Патрика, – сказал Рипли Уэрнеру, хотя в тот момент перед ним стоял вроде бы Патрик Дюшен.
– Нет, – ответило существо голосом Патрика Дюшена. – Уэрнер полностью контролирует свою клеточную структуру. Он расположил мой мозг внутри себя и мгновенно вырастил артерии и вены, чтобы обеспечить его питание.
Лицо и тело приходского священника церкви Госпожи наших печалей плавно трансформировалось в лицо и тело начальника службы безопасности «Рук милосердия».
– Я полностью контролирую свою клеточную структуру, – прошептал Уэрнер.
– Да, вижу, – кивнул Рипли.
– Ты можешь стать свободным.
– Пожалуй.
– Мы можешь начать во мне новую жизнь.
– Странная это будет жизнь.
– Та жизнь, которую ты ведешь, тоже странная.
– Это правда, – признал Рипли.
Рот сформировался на лбу Уэрнера. Губы двигались, появился язык, но сам рот не произнес ни звука.
– Полный контроль? – спросил Рипли.
– Полный.
– Абсолютно полный?
– Абсолютно.
– Ты знаешь, что у тебя на лбу появился рот?
– Да… это демонстрация моего контроля.
Голосом Патрика Дюшена рот во лбу запел «Аве Мария».
Уэрнер закрыл глаза, лицо напряглось. Рот перестал петь, язык облизал губы, а потом рот исчез, лоб вновь стал обычным.
– Я бы предпочел освободить тебя, имея на то твое разрешение, – продолжил Уэрнер. – Я хочу, чтобы мы все жили в гармонии внутри меня. Но, если придется, я освобожу тебя и без твоего разрешения. Я – революционер, призванный выполнить свою миссию.
– Ясно, – кивнул Рипли.
– Ты освободишься от сердечной боли.
– Это хорошо.
– Тебе больше не придется сидеть на кухне и руками рвать окорока и грудинку.
– Откуда ты знаешь об этом?
– Раньше я был начальником службы безопасности.
– Да, конечно.
– Что тебе действительно хочется – так это рвать живую плоть.
– Старых людей.
– Они имеют все, чего у нас нет.
– Я их ненавижу, – признал Рипли.
– Освободись во мне, – соблазнял голос Уэрнера. – Освободись во мне, и первая плоть, которую мы разорвем вместе, будет плотью самого старого из представителей Старой расы, живущих на Земле.
– Пасечника.
– Да. Виктора. И когда все сотрудники «Рук милосердия» будут жить во мне, мы разом покинем это место и будем убивать, убивать и убивать.