- Не отдам, - решительно сказал Курочкин и наставил ствол на киллера.
- Ваш человек спятил? - удивился Сорок Восьмой.
- Это не мой человек! - плачущим голосом воскликнул господин Птахин. Торгуясь, он как-то упустил из виду факт существования Курочкина. Чужого человека с чужим ружьем.
- Если не ваш, то что он здесь делает? - резонно спросил киллер.
- Не знаю! - простонал господин Птахин. - То есть знаю. Это какойто фармацевт. Мои дураки приняли его за вас. Они думали, что вы - это он.
- Что за чушь, - нахмурился Сорок Восьмой и сделал шаг к Дмитрию Олеговичу. - Я - это всегда я. Ну-ка, дайте сюда винтовку.
- Стойте! Вы на мушке! - предупредил Курочкин, стараясь, чтобы его голос звучал грозно, как в кино. - Я могу выстрелить!
Сорок Восьмой как-то очень оскорбительно засмеялся. Не поамерикански, во весь зубастый рот, и даже не по-нашему, в половину рта. А по-особенному, по-киллерски, почти не разжимая губ. Выглядело это страшновато.
- Ни хрена вы не сможете, - коротко сказал он и, сделав еще шаг вперед, легко вырвал оружие из рук Дмитрия Олеговича. Даже если тот и захотел, бы, все равно не успел нажать на курок.
Оружие перешло к настоящему хозяину в секунду. Курочкин ощутил себя сопливым детсадовцем, у которого парень из старшей группы за обедом отнял компот - и выпил. Глупо, обидно и некому пожаловаться.
- Винтовку сами собирали? - между тем осведомился киллер.
Дмитрий Олегович смог только кивнуть.
- Я вас поздравляю, - объявил Сорок Восьмой. - Первый раз вижу, чтобы кто-то додумался привинтить оптический прицел на место глушителя.
21
Нежданно-негаданно пригодилась последняя пара наручников: ими к трубе в Главной комнате наскоро приковали самого Курочкина. В самом дальнем углу, чтобы не мешал. Приковывая Дмитрия Олеговича, киллер вел себя почти вежливо, зато господин Птахин, наоборот, проявил мелкую мстительность натуры и торопливо засадил Курочкину по уху.
Свой удар возмездия респектабельный Птахин сопроводил визгливым "Сволочь!" и двумя непечатными словами. Несмотря на все разговоры о Голливуде и таинствах кинобизнеса, Шеф показал себя обыкновенным советским начальником-самодуром. Рассуждая логически, он должен был сперва наказать своих двух подручных за халатность. Однако те были далеко в туалете, а Дмитрий Олегович - здесь и прямо под рукой.
Обо всем этом Курочкин успел подумать, пока металлический "браслет" защелкивали на его руке.
Вторая рука оставалась свободной, но ею ни до чего невозможно было дотянуться.
- Быстрее, быстрее! - лихорадочно торопил господин Птахин Сорок Восьмого. Тем не менее в поведении киллера не чувствовалось и намека на суету или нервозность.
Дмитрий Олегович впервые в жизни наблюдал за работой профессионального снайпера и не мог не оценить точной выверенности каждого жеста, малейшего движения. Как будто где-нибудь внутри человека в спортивном костюме с цифрами "4" и "8" вдруг заработала и начала стремительно набирать обороты некая машина для совершения убийства, превращая глаза - в окуляры, а сердце - в пламенный мотор. Сорок Восьмой наверняка стоил тех денег, которые ему платили заказчики.
Сначала киллер захлопнул лежащий на двух табуретках продолговатый зеленый ящик, где прежде хранилось разобранное оружие, и тщательно протер крышку белым носовым платком. Платок почернел, крышка посветлела.
- Ур-роды, - весело пробормотал снайпер. - Просил же, чтобы ни пылинки!..
Он сложил платок вдвое, еще раз прогулялся им по поверхности крышки, после чего вновь проверил чистоту - уже с помощью указательного пальца. Видимо, состояние пальца его удовлетворило.
- Другое дело, - сказал он.
Затем Сорок Восьмой разом свел на нет долгую кропотливую работу Курочкина, превратив винтовку обратно в груду поблескивающих металлом запчастей и аккуратно разложив детали на импровизированном столе. Вся процедура разборки заняла у него лишь несколько секунд, не больше. Насвистывая себе под нос, киллер поколдовал над запчастями. Казалось, он почти не притрагивался к ним, однако детали словно бы подчинились его пассам и само собой образовали единое целое. То, что далось Курочкину с мучительным трудом, Сорок Восьмой совершил просто шутя и играя. К тому же - быстро и бесшумно. Даже патроны у него входили в магазин без малейшего щелчка.
Выполнив норматив по сборке-разборке оружия, киллер бережно приставил винтовку к одному из табуретов, огляделся по сторонам и взял с подоконника уже знакомые Курочкину листки с красными и синими стрелками. "Кто их там оставил?" - мысленно возмутился Дмитрий Олегович, но затем припомнил, что именно он и оставил. Не думая о последствиях.
Изучению схем Сорок Восьмой посвятил секунд пятнадцать, потом небрежно бросил бумажки на пол. Листки с разноцветными стрелками разлетелись по комнате. Некоторые из них упали у ног господина Птахина.
- Порядок, - произнес киллер. - Траектория, точки схода... Годится.
Шпингалеты на окне подчинились его ласковому нажиму так же легко и безмолвно, как и до этого - патроны в магазине. Обе створки распахнулись наружу, тоже не издав при этом ни звука. Потом тишина разом иссякла: Москва влилась в комнату через открытое окно и тотчас наполнила все помещение приглушенным гулом городского прибоя. Впрочем, здесь, на восьмом этаже, город не слишком досаждал своим присутствием - точно воспитанный ребенок, привыкший не очень шуметь в присутствии взрослых.
- Умничка, - похвалил Москву киллер и, щедро послюнив свой мизинец, выставил его в окно. Ненадолго, секунды на полторы. Потом вернул обратно.
Должно быть, мизинец принес Сорок Восьмому хорошие новости с улицы.
- Славно-славно, - негромко хмыкнул киллер. - Скорость, направление ветра... То, что надо.
Он вновь раскрыл зеленый ящик, извлек оттуда кусок губчатого пенопласта странной формы и водрузил его на подоконник. Кусок больше всего был похож на абстрактную скульптуру. Не успел Курочкин удивиться, как Сорок Восьмой легонько прижал скульптуру большим пальцем - строго посередине. Пенопласт тихонько пискнул, поддался, и Дмитрий Олегович неожиданно увидел на месте никчемного пенопластового кома самую настоящую подставку для ствола.
- Отлично, - похвалил киллер сам себя, а может, и подставку.
Стоящий поодаль господин Птахин внезапно издал короткий и нервный вопль, как будто ему с размаху наступили на ногу.