Толстуха указала девушке на стул и с неожиданной для своих габаритов легкостью устроилась за столом.
— Так откуда вы, мисс Бейкер?
— Я родом из Мариетты. — Беатрис скрестила пальцы, чтобы это были последние вопросы о ее прошлом.
— И как же вы оказались в Кливленде?
— Два года назад я переехала к своей тетушке в Кливленд-Хайтс.
— Вот как.
Мисс Каннингем внимательно рассматривала Беатрис. Новой начальнице на вид было никак не менее шестидесяти, однако на ласковую бабулю она совсем не походила. Девушка поняла, что настоящее собеседование проводится только сейчас.
— Почему же вы уехали из дома, мисс Бейкер?
— Мой отец умер, а мама… — Беатрис выдержала паузу и дрогнувшим голосом продолжила: — Моя мама… м-м… заболела. — Словно стыдясь психического состояния своей матери, она опустила глаза. — Мне больше некуда было податься.
Тетушка Дорис настояла, чтобы в ее истории обязательно содержалось что-нибудь ужасное, а еще лучше — даже унизительное, в противном случае убедить допрашивающего будет чрезвычайно сложно. Беатрис глянула исподлобья и заметила, что выражение лица мисс Каннингем вправду смягчилось.
— На машинке печатаете?
— Восемьдесят пять слов в минуту!
— Превосходно. Позвольте дать вам один совет, мисс Бейкер. Все происходящее в моем отделе я воспринимаю на личный счет. И если вдруг вы окажетесь замешанной или же заметите нечто несоответствующее высоким стандартам нашего банка, будьте так добры сообщить мне об этом немедленно. — Она строго посмотрела на Беатрис, а затем улыбнулась. — Что ж, тогда начнем.
Час спустя Беатрис сидела за металлическим столиком в третьем ряду секретарского бюро и глаз не могла оторвать от своей новенькой блестящей электрической пишущей машинки. «Такая, должно быть, стоит целое состояние», — не без благоговейности подумала она и пощелкала выключателем, совершенно очарованная низким гулом оживающего мотора. Потом провела пальцем по податливым клавишам. По сравнению с древним когтистым ремингтоном тетушки Дорис, эта машинка больше напоминала приборную панель космического корабля.
Типовой сшиватель, держатель для клейкой ленты, блокноты для стенографирования, карандаши, ручки, скрепки, зажимы и ножницы — все это богатство, пока еще упакованное, поблескивало во флуоресцентном свете ламп. Мисс Каннингем заданий ей пока не давала, так что девушка принялась неспешно разворачивать и разглядывать канцелярские принадлежности. Затем по очереди открыла ящики своего стола, внимательно их изучила и педантично разложила все предметы по надлежащим местам.
Такое же необыкновенное удовольствие ей доставляла и возня с кукольным домиком в детстве. Пускай даже все стульчики и тумбочки, которые ей удавалось раздобыть, не сочетались и не отличались чистотой и целостностью, Беатрис тщательно вычищала каждый предмет и водружала его на точно отведенное место. Ее мать постоянно насмехалась над ней: мол, ее больше заботит обстановка этой метровой коробки, нежели ее собственного дома. Но дом, в котором проходило ее детство, ей вовсе не принадлежал. В нем она была только гостьей — именно так и говорила ей мать. Оказалось, впрочем, что и кукольный домик ей не принадлежал: однажды, когда ей было тринадцать, она пришла из школы домой, а его уже не было.
Беатрис выстраивала в аккуратный ряд карандаши, как вдруг на ее столе зазвонил блестящий черный телефон. От неожиданности девушка вздрогнула и какое-то время лишь молча таращилась на аппарат. Как правильно отвечать на внутренние звонки, ее пока не учили. Итак, вот и первое испытание на новом месте. Она чопорно выпрямилась, сняла трубку и, придав голосу официальность, на какую только была способна, ответила:
— Доброе утро, Первый кливлендский банк слушает.
— Расслабься, а то ты меня нервируешь, — раздался женский шепот.
Беатрис удивленно воззрилась на телефон.
— Что… Что вы такое говорите?
— Сегодня у тебя первый день, так что не усердствуй. Такой маниакальный порядок у себя навела, что из-за тебя мы все тут неряхами выглядим.
Девушка поняла, что с ней разговаривает одна из секретарш бюро. Она слегка отняла трубку от уха и оглядела соседние столы. Рядом стучала по клавишам пожилая женщина, звали ее Франсин. Когда их представили друг другу, та лишь на миг оторвалась от работы и едва заметно кивнула. В очках в роговой оправе да с поджатыми губами Франсин здорово смахивала на престарелую учительницу. Но звонила точно не она.
Беатрис украдкой взглянула на женщин впереди. В ряду прямо перед ней бок о бок сидели две толстушки, на вид типичные мамаши, и тихонько подшивали документы. В следующем ряду за одним из столов женщина весьма почтенного возраста раскладывала груду бумаг в аккуратные пачки и резко выговаривала кому-то по телефону: