— Оставь парочку миллионов на тележке. С остальным разберемся позже. Что думаешь с ней делать? — Мистер Уилер стукнул по деревянной перегородке прямо у девушки над головой.
Она громко всхлипнула.
— Крови и без того уже слишком много, — отозвался Кармайкл. — Нам ведь ни к чему порочить подвиг детектива Макдоннелла, верно? От этого лишь появятся лишние вопросы. Она просто исчезнет, хорошо? Я позабочусь об этом.
— Позаботься, чтобы работа была закончена. Она не так тупа, как кажется, — изрек мистер Уилер и удалился из зала.
Не прошло и минуты, как за ним захлопнулась дверь, и кассовый зал огласил топот тяжелых ботинок двух человек, появившихся из служебного входа. Айрис зажмурилась и забилась в угол. Они явились за ней.
— Бруно, здесь нужно прибраться. Тащи нашего воришку вниз в хранилище, чтобы наш детектив смог его пристрелить, — начал отдавать распоряжения Кармайкл. — Рамон, ты взял, что я просил?
— Сумку, да, только я не понимаю, что мне с ней делать, — послышался хриплый голос.
— Что хочешь. — Последовали хлопки по спине. — Считай это платой за двадцать лет службы, что был здесь моими глазами и ушами.
— Я оставался здесь не ради тебя, — возразил Рамон.
— Знаю. Ты оставался здесь ради моей Макси. Это и для нее тоже. Для всех девушек, что свалили этих гребаных банкиров. И для Айрис. Не найди она труп, ублюдки, как пить дать, продали бы здание своим дружкам из округа и надинамили нас с долгом. Она вывела их на чистую воду, а уж я-то всегда плачу по счетам.
Что-то с тихим звяканьем ударилось о пол.
— Я подумаю, как поступить, — ответил Рамон.
— Вам обоим придется исчезнуть. Навсегда. Больше предупреждений не последует. Хотя не сомневаюсь, что вы поймете и с первого раза. Передавай Айрис мои извинения, но я же предостерегал ее, чтобы она не тревожила призраков.
Две минуты спустя Рамон вывел ошалевшую Айрис через погрузочный док на тротуар.
— Двинулись. Не поднимай голову, Айрис.
На протяжении нескольких кварталов девушка послушно таращилась на асфальт. С каждой трещиной на тротуаре в голове у нее всплывали сцены последних двух часов: мертвые глаза детектива Макдоннелла, красные свечи, золотые слитки, ключи, молитвы, драгоценности, разбитая фотография, свидетельство о рождении, звук падения тела Рэнди на пол.
На плече Рамона болталась тяжелая сумка Айрис. Тогда, в хранилище, она под дулом револьвера наполнила ее наличными и драгоценностями, украденными из депозитных ячеек. Теперь это вознаграждение от Кармайкла им обоим. Плата за молчание.
Рамон остановился на Проспект-авеню переждать красный. Айрис оглянулась через плечо. В четырех кварталах позади на фоне неба маячил темный силуэт заброшенного здания Первого кливлендского банка. И вдруг она увидела в окне девушку, смотрящую ей вслед. Айрис готова была поклясться, что это не обман зрения.
— Беатрис, — прошептала она.
— Идем. — Рамон потянул ее дальше.
Когда Айрис обернулась снова, девушка исчезла.
ГЛАВА 28
Четверг, 14 декабря 1978 года
Беатрис прижалась лбом к окну и окинула взглядом Евклид-авеню. Улица внизу казалась бы совсем вымершей, если б не тусклый свет натриевых фонарей, едва-едва озарявший темную приемную отдела кадров. Когда девушка оказалась здесь в прошлый раз, ей пришлось скрываться в архиве, пока Билл развлекался с Сюзанной. Беатрис неохотно обошла достопамятный стол секретарши и уселась, поставив тяжелую сумку на колени.
Она достала из нее фотографию малышки и снова принялась ее рассматривать. Оставить снимок в хранилище оказалось выше ее сил. От голубых глаз, глядящих на нее с карточки, у девушки опять защемило сердце. На оборотной стороне было накорябано «Беатрис». В сумерках она кое-как разобрала под именем стишок:
Она тихонько напевала колыбельную, которую знала с детства, и по щеке у нее скатилась одинокая слезинка. Наверное, Дорис пела ей эту песенку еще до того, как сформировалась ее память. Еще до того, как бросила ее в Мариетте. «Вот тебе и расчудесные лошадки», — подумала Беатрис, разглядывая драгоценности в сумке.
Она вдруг припомнила одно обстоятельство из коричневой тетради Дорис: кражи из депозитных ячеек начались как раз в год ее рождения. А в свидетельстве значилось: «Отец: неизвестен».
На ладони, словно ожогом, до сих пор ощущались пальцы Билла, жадно выхватившие у нее ключ. «Ах ты мразь!» Наверняка он принимал участие в избиении Макс. В горле у Беатрис встал ком, стоило ей подумать о подруге, истекающей кровью в туннеле. Она сняла трубку и набрала номер.