— Это новое средство для волос такое приторно-сладкое. Как ты можешь им пользоваться? — сказал Лисандро. Он почуял это через дверь, а я ничего не чувствовала, даже стоя рядом с Сократом.
— Как я уже сказал Аните, никто из вас не обладает такими сказочными локонами, поэтому вам не понять.
Лисандро провел рукой по перекинутому через плечо хвосту.
— Мои волосы настолько прямые, насколько и должны быть. Так что я не парюсь.
— Это все из-за обоняния крысолюда, — сказал Сократ. — Для тебя все запахи странные.
Лисандро усмехнулся.
— Ты просто завидуешь тому, что у крыс чутье лучше, чем у гиен.
Сократ покачал головой.
— Зато мы можем прокусить Бьюик, а вы нет.
Я закатила глаза.
— Хватит этой межвидовой конкуренции, отведите меня к Жан-Клоду.
— Я бы ответил, что сама найдешь дорогу. Но из-за приезда ювелира мы все такие церемонные.
Я покачала головой.
— Дневной ювелир — человек-слуга ночного ювелира. Все древние вампиры церемонные.
— Да, но не каждый день встретишь человека, рассказывающего, что Елена Прекрасная была брюнеткой, — ответил Лисандро.
— Она этого не говорила, — возразил Сократ.
— Говорила.
— Она сказала, что эти кольца достойны Елены Прекрасной, другой красавицы с волосами цвета вороного крыла.
— Это и значит брюнетка.
— Вы хотите сказать, что она сравнила меня с Еленой Прекрасной?
Мужчины прекратили спорить и повернулись ко мне. Они переглянулись и вновь устремили взгляды на меня.
— Любая другая женщина была бы польщена, но твоя реакция будет неадекватна, да? — спросил Лисандро.
Я нахмурилась.
— Она не неадекватна.
— Но комплимент ты не примешь, — сказал Сократ.
Я вздохнула, пожала плечами и поправила кобуру на поясе, раздумывая.
— Когда ты тратишь такие деньги на кольца, лесть входит в стоимость. Я просто не верю в ее искренность, когда она сравнивает меня с одной из величайших красавиц всех времен. Я на это не куплюсь.
Они вновь переглянулись, что уже начинало раздражать. Ребята очень осторожничали с моим настроением и задаваемыми вопросами. Терпеть этого не могу. Ненавижу неловкие моменты из-за своей внешности. Спасибо моему детству и бывшему жениху за проблемы с самооценкой. Люди реагировали на меня так, словно я привлекательна, так что мне пришлось смириться с этим, но сама я таковой себя не считала. Ювелир своими комплиментами, искренними или нет, в моих глазах себе очков не наберет.
— И вообще… Кольца никакого отношения к лицу не имеют, так что цвет волос не важен. Дело только в оттенке кожи, — мой голос звучал ворчливо, но мне удалось себя не критиковать, а это уже победа.
— Ну что ж, тогда не будем заставлять босса ждать, — сказал Сократ.
Я не сразу поняла, что он имел в виду Жан-Клода, тем временем Лисандро открыл дверь и впустил меня в кабинет, более просторный и богаче обставленный. Все здесь говорило о принадлежности вышестоящему руководству: от роскошных деревянных панелей до стола, настолько большого, что на нем можно было и быка забить. Но здесь не было ни единого намека на Цирк проклятых, ни одного плаката. У меня появился порыв попросить одного из охранников остаться со мной. Но они всего лишь телохранители и были не в силах уберечь меня от волнения во время просмотра украшений в бархатных футлярах и образцов обручальных колец, которыми был заставлен огромный стол, словно дотошный бухгалтер проводил учет пиратских сокровищ. А возле него, сжимая перед собой руки, стояла миниатюрная темноволосая женщина. Она вполне могла бы сойти за бухгалтера или чиновника из старых фильмов, если бы не азарт на ее лице. Ювелир была слишком взволнована происходящим. Я, должно быть, попятилась к выходу, потому что вдруг услышала голос Жан-Клода.
— Ma petite, — только это и ничего больше, но я вынуждена была взглянуть на него.
Он сидел за этим огромным столом, сверкающим выставленными напоказ брачными украшениями, но ни одно из них не могло сравниться с ним. Его черные мягкие локоны ниспадали на плечи, сливаясь с бархатом пиджака настолько, что уже не было понятно, где они, а где черный бархат. Под пиджаком виднелась алая рубашка, идеально подходящая к его темным волосам и белоснежной коже, с которой не могло сравниться ничто живое. Бледность и отсутствие каких бы то ни было красок на лице говорили о том, что он еще не кормился. Было время, когда я не могла так точно читать Жан-Клода, но я изучала выражения его лица и настроения многие годы. Когда-то я отказывалась быть пищей для любого вампира, включая и Жан-Клода. А теперь от мысли о том, что он еще не кормился, и это может стать частью нашей прелюдии, вдруг заныло внизу живота, и мне пришлось схватиться за край стола, чтобы устоять на ногах. А ведь я даже не успела взглянуть на его лицо.