— Это вы, милорд. Я вижу ваши глаза на ее лице, — с удовлетворением заметил Мельхиор.
Я закрыла глаза и призвала свою силу, вытесняя воспоминания Жан-Клода. И когда, наконец, открыла их, Айрин ужаснулась увиденному.
— Твои глаза… Они словно коньячные бриллианты на солнце. Такие яркие…
Я знала, как сейчас выгляжу, словно я сама вампир. Такое и раньше происходило. Случайно. А теперь я могу делать это намерено, когда захочу.
— Оставьте Айрин, Мельхиор. Позвольте ей ответить на мой вопрос.
— Что за вопрос? — его голос по-прежнему звучал высокомерно, не смотря на страх в его глазах.
— Я спрошу ее, хочет ли она освободиться от вас. Найти возлюбленного и не бояться, что вы убьете его, если он помешает работе. Получить шанс на жизнь вне ваших мастерских.
— Она мой человек-слуга. Только смерть может освободить нас друг от друга.
— Айрин уже встречалась с нашим Черным Нефритом, мастер которой еще жив, но тигр его зова отвечает мне, — прошептала я с такого близкого расстояния, словно хотела поцеловать.
Женщина тяжело сглотнула, и я видела, как трепещет на ее шее пульс, словно пойманная в ловушку птица. Один из них меня боится.
— Только Мать Всей Тьмы могла разорвать такую связь, — не слишком уверенно сказала она.
— А кто убил ее, Мельхиор?
— Жан-Клод.
Моя улыбка стала шире, но была все такой же неприятной. Я выпрямилась и притянула Айрин ближе, чтобы не наклоняться к ней.
— И что же за оружие он использовал, чтобы уничтожить саму ночь?
Он уставился на меня, и его карие глаза затопил страх.
— Тебя, — прошептал он.
— Если Айрин захочет освободиться от вас, мы исполним ее желание.
— Это невозможно.
— Я против рабства. Это так в духе тысяча восьмисотого. Если я решу, что Айрин для вас просто раб, значит признаю вас нарушителем закона, Мельхиор.
— Какого еще закона? — спросил он, пытаясь отстранить меня тощими женскими руками. Даже сейчас он словно очень неуверенно себя чувствовал в ее теле. Когда мы с Жан-Клодом проделывали этот трюк, мы разделяли каждое ощущение, правда никогда не выступали в роли кукольника и марионетки, может, в этом и разница. Мы делили между собой эмоции и физические ощущения, но не захватывали тела.
— С 1865 года рабство в США стало незаконным, — ответила я.
— Это людской закон, не вампирский.
— Но теперь мы подчиняемся ему, Мельхиор, — возразил Жан-Клод.
Вампир неуклюже оттолкнул меня руками Айрин.
— Новые законы гласят не это. Один из наших строжайших табу: не лезь к человеку-слуге другого мастера.
— Я никогда прежде не думал о слугах как о рабах, но это одна из способностей Аниты: смотреть на вещи с точки зрения представителя закона. Если она говорит, что вы относитесь к Айрин как к рабыне, и это незаконно, уверен, на то есть основания.
— Вы не посмеете, — сказал он, пытаясь оттолкнуть меня, точь-в-точь как барышни в фильмах ужасов, которым сказали сопротивляться, но не слишком.
— Вы любите Айрин? — спросил Жан-Клод.
— Что?
— Вы слышали его. Вы ее любите?
— Я… Я люблю ее искусство. Люблю ее творения.
— Вы любите ее? — в унисон спросили мы с Жан-Клодом.
Его карие глаза вновь вгляделись в мои, что стали гореть еще ярче. Лицо женщины вдруг расслабилось.
— Я люблю видеть ее искрящиеся глаза, когда она смотрит на драгоценные камни и металлы и начинает творить в уме. Люблю, когда она напоказ или наоборот тайком заканчивает мою гравировку. Люблю то, как она дополняет мое видение. Ей все еще нравится наблюдать за моей работой, помогая мне.
— Вы любите ее, — мягко сказал я.
Он выглядел озадачено, а затем медленно, словно против воли произнес:
— Думаю… Думаю, да. Не знаю, что бы я делал без нее. Я бы столько потерял без ее ловких пальчиков и ясных глаз, без ее приветственной улыбки каждую ночь и без прощальной на рассвете. Я и не представлял, как сильно она важна для меня.
— Вы любите Айрин, — сказал Жан-Клод.
На этот раз лицо Айрин не обратилось к нему, она по-прежнему удерживала мой взгляд.
— Я люблю ее?
— Да, — ответила я. — Любите.
— Я люблю Айрин, — заключил он.
— Вы любите Айрин.
— Я люблю Айрин, — повторил он.
— Отпустите ее, ma petite.
Я поставила женщину на ноги, но все еще придерживала руками. Она посмотрела на Жан-Клода.
— Вы заворожили меня, Жан-Клод
— Non, mon ami, мы всего лишь показали вам правду.