Доктор поежился. Когда он наконец выберется из этого леса… Если он выберется из этого леса, то сделает все возможное, чтобы в его жизни больше не осталось зеленых насаждений. Никаких лесов, никаких садов и парков, никаких газонов и лужаек, он даже от комнатных цветов избавится, чтоб им пусто было. Теперь в его мире не будет ничего, кроме стекла, бетона и асфальта, и это будет идеальный мир.
На ветку над головой опустилась незнакомая птица – черная, с красными крыльями – и принялась разглядывать доктора с нахальным любопытством.
– Кыш. – Салазар вяло взмахнул рукой. – Кыш, пошла прочь…
Однако птица и не подумала улетать: перескочила на соседнюю ветку и издала долгую звонкую трель. Странно знакомую, но доктор не сразу сообразил, где ее слышал. Когда же сообразил… Да чтоб его! Это же та самая песня, которую пела жуткая девочка в сарае, но спетая в три-четыре раза быстрее. Едва Салазар это понял, ему стало не по себе. Словно что-то холодное и липкое проползло вдоль позвоночника – какой-нибудь мерзкий слизняк или даже многоножка. Салазар заерзал на месте, проклиная самыми грязными словами всех зверей, которые роют норы, и всех птиц, которые поют песни. Если бы он мог подняться… Доктор нашарил во мху крошечную сосновую шишку и попытался кинуть в нахальную птицу. Но, разумеется, не добросил. Птица и не заметила.
– Ханс! – позвал Салазар. – Ханс, можно вас на…
Он замолчал: голос прозвучал очень тихо. Как если бы доктор кричал, зажав рот ладонью. И что-то изменилось. Словно бы воздух, безо всякой на то причины, сгустился и стал вязким и плотным. Лес тревожно зашумел.
– Ханс?
Стук топора прекратился, однако доктор не смог вспомнить, когда же это случилось. Только что? Или некоторое время назад? Неужели егерь закончил работу? Салазар приподнялся, опираясь на руки, высматривая Ханса за деревьями и подлеском. Ничего – ни движения, ни тени, ни силуэта, мелькнувшего сквозь сплетение ветвей. Куда же он подевался? У доктора перехватило дыхание. Нет, нет… Не может быть, чтобы егерь бросил его в этом лесу! Как бы Ханс ни относился к Салазару, так бы он не поступил. Наверное, он отлучился по нужде, такое вот простое и понятное объяснение…
Из кустов послышалась возня, а следом – короткий сдавленный хрип. И тут же все стихло.
– Ханс? У вас все в порядке?
Нет ответа. Доктор крепко зажмурился. Все, что здесь происходит, сказал он себе, это сон. Дурной ночной кошмар. Сейчас он откроет глаза, и окажется, что он все еще на станции, а на соседней кровати храпит Ласло. Это алкоголь и кислород, они…
Салазар открыл глаза. Он не проснулся. Он сидел под дурацким деревом посреди дурацкого леса, искусанный комарами, у него болела нога. И лишь одно изменилось – он уже не один. Из-за деревьев пружинистой походкой вышел некто, и это был не человек.
У него было две руки и две ноги, и голова на плечах. Он носил вполне человеческую одежду, у него даже оказалась шляпа – побитый старомодный цилиндр, украшенный драными перьями. И все же это был не человек. Он носил это обличие так же, как носят карнавальный костюм, и даже не особо старался: все в его облике казалось неправильным, изломанным, несло какой-то изъян. Слишком костлявое лицо, слишком глубоко посаженные глаза, слишком выпирающий подбородок и сплошь и рядом – искаженные пропорции. Каждый сустав располагался немного не там, где полагалось, и сгибался немного не так, как у обычных людей. Его наряд казался насмешкой над самой идеей одежды – так могло вырядиться разве что лишенное вкуса огородное пугало.
Доктор сразу понял, что именно это существо он видел ночью на станции. В погоню за ним они и вышли в поход… Но теперь роли поменялись. Теперь уже не Салазар был охотником.
Доктор не стал кричать, не стал звать на помощь. Он уже знал, что егерь Ханс не сможет его спасти, а Григер и остальные ушли слишком далеко и не успеют вернуться, как бы громко он ни вопил. И какой тогда смысл?
– Кто вы? – прохрипел Салазар, прижимаясь спиной к дереву.
Был еще один очевидный вопрос: «Что вам нужно?» Но ответ на него доктор прочитал в глазах этого существа: голод. Жуткий, неутолимый голод.
Существо остановилось шагах в десяти и уставилось на Салазара, сильно вывернув шею. Как будто хотело взглянуть на него вверх ногами. Длинный нос зашевелился, губы изогнулись, открыв кривые желтые зубы. Не то хищный оскал, не то нелепейшая попытка изобразить улыбку.
– Кто я? – переспросило существо, будто вопрос оскорбил его до глубины души. Если, конечно, у него имелась душа, в чем Салазар сомневался. – Так кто же я? Может, вы мне подскажете, мистер Гош?