— Опоздали! — Фельдшер Рогинский махал руками, торопил нас. — Мать и кое-кто из местных забрали тело! Увезли в церковь!
Мы почти бежали по улице.
— Этого нельзя допустить! — кричал я Турщу, думая, что если тело успели подготовить для похорон, то уничтожили все улики, которые еще можно было бы найти. — Как же вы проглядели?
Тот так опешил, что начал оправдываться:
— Это ж такой народ! Категорически любого выпада, подлянки можно ждать! — Он остановился, развел руками.
Фельдшер пыхтел, багровея от быстрого шага. Выговорил, задыхаясь:
— Больница не острог, охраны там нету!
Турщ, с досады далеко сплюнув, шагнул, чтобы не попасть себе на начищенные сапоги.
— Нужно задержать погребение, — сказал я. — Либо успеем, либо придется эксгумировать.
— Выкапывать, значит… Растерзают. Зашумят! Идите к пристани, я нагоню, только возьму подмогу. — Турщ ушел, широко шагая.
Солоноватый ветер посвистывает, подталкивает на волнах, заносит в лодку дождь пополам с речной водой.
— Любашу у нас все знали. С семьей она в контрах. Вообще у казаков бабы — ух, боевые, по хатам не сидят. А Любка и вовсе… в городе училась, опять же курсы политграмоты. — Молодой милиционер (из округа, его разыскал и взял с нами Турщ) гребет с усилием, но продолжает болтать. Отмахнулся от моего предложения сесть на весла, сказав, что знает все протоки здесь и так пройдем быстрее. Ориентируется как птица, чутьем — за камышами проток не рассмотреть. Дождь мелкий, морось лепит волосы к лицу.
— Из города она на машине с почтой добиралась? Я говорил с водителем.
— Да, как обычно, на ней! Но колесо увязло, Люба не стала ждать, пока вытащат, вылезла, сказала, пешим ходом быстрее. Верно я говорю, товарищ Турщ? — Милиционер опустил весла, осмотрелся, и мы нырнули в другую протоку.
— При ней были личные вещи кроме материалов для агитации. Где они?
— Узел был. Ну, ищо чемодан. Она его в кабине шофера оставила. Чтоб вроде как подвез ей опосля. И пошла. Чемодан мать забрала.
Он греб некоторое время молча, всматриваясь в лабиринт камыша.
— Когда ночевать не пришла, мы весь вечер в хаты стучали. Нам сподмогли берег осмотреть. Но видели ее, нет — не доспрашиваешься: молчат, ироды. Товарищ Турщ вам расскажет, какие тут творятся дела. С властью Советов не хотят сотрудничать!
— Если хватились быстро, значит, она нечасто возвращалась поздно?
— Значица так, раз всполошились. Но я, товарищ, считаю, немцы это. В кузове ж мужик с девкой были, из этих! Ихали с города.
— Предубеждение, — буркнул Турщ. — Случись что, местные винят сектантов или немецких колонистов. Хотя в обычное время рядом живут вполне мирно.
— Вон, уж видно — церква, — милиционер проглотил протест, направил усилие к берегу.
— Заупокойная кончилась, не успели мы, — сказал фельдшер.
Церковь — кирпичная, пустая, темные купола. Кладбище в стороне. Гранитные памятники со скорбящими ангелами. Заросшее мхом, выбитое в камне посвящение попечителю храма, имя не разобрать. Деревянные кресты частоколом.
— Заложные покойники, — бросил милиционер на ходу, — старое чумное кладбище. А нам… вона, смотрите!
Толпа у ямы невелика — черные платки, сдернутые фуражки. Большинство женщины. Одна в центре — напряженное лицо, низко сдвинут платок, товарки обняли за плечи. Видимо, мать. Я отвел глаза. Земля мокрая — кто впереди, еле удерживается на краю. Яма пустая. Домовина стоит рядом — простая, из светлых мокнущих досок. Мы подходим. Причитания и ропот перерастают в крики.
Турщ хватается за квадратную кобуру маузера. Молодой милиционер сжимает «линейку»[8]. В стороне от толпы и ямы я как могу убеждаю священника — одна надежда на его разумность.
Тот твердит: «Одобрить не могу — вы что же…» Приходится давить. Подошедший к нам Турщ трубит угрозы. Священник чуть не плачет, но уступает и, чудо, убалтывает толпу. Переговариваемся: лодка не потянет, просядет, надо вынуть тело из домовины.
Поп умоляет поторопиться — долго народ уговорами не удержать. Везение, что отец и братья не вмешиваются.
— И все же дочь… Хоть и безбожница, а может, опомнятся, — причитает священник.
Вносим домовину в церковь. Потом через подворье обошли — и к лодке: та пляшет на волнах, рвется. Удерживаем, стоя в воде по пояс.
— Думал, разорвут, стрелять придется. — Турщ оглядывается на церковь. — Отправляться нужно, да побыстрее.
Больницу, одноэтажное здание с мезонином, широким крыльцом и вроде пристройкой-флигелем, я толком не рассмотрел. Мы быстро прошли в темную прихожую. Мелькнуло женское лицо.