Ребята подошли к самой пирамиде. Кругом нее и на ней работа кипела, как в муравейнике, мускулы загорелых, точно бронзовых рабочих, напрягались в тяжелых усилиях Здесь же работали каменотесы, но звуки их ударов по камню терялись в общем шуме работы.
Там и тут среди этих работающих, бронзовых и уже потных от напряжения и усталости тел, виднелись надсмотрщики с палками или кнутами в руке.
На них была одежда, отличающая их от рабочих, а упитанное тело говорило, что оно питается отлично и чувствует себя хорошо.
Одни из надсмотрщиков, особенно откормленный и надменный, завидев наших путешественников, направился к ним. Это был скриба Пентоирит. Это он вчера распорядился отколотить палками Фоше.
Ему доставляло удовольствие не только наказывать бессмысленно жестоко кнутом или палками рабочих, но и забивать их до смерти.
Лучше не попадаться ему на глаза. И Фоше, согнувшись, побежал между грудами камня.
Не зная, в чем дело, за ним последовали наши ребята. И Масперо ускорил шаги, не отставая от наших ребят.
В стороне от них в это время послышались крики и шум многих голосов, и это отвлекло внимание Пентоирита от наших ребят.
Фоше спешил к северной стороне пирамиды, где было отверстие для входа вглубь.
И вот они уже за низким дверным отверстием и, согнувшись, быстро идут по темному, низкому коридору. Сюда слабо доносится шум работы.
Ступенчатый коридор идет наклонно вниз.
Вероятно, он ушел уже под гранитное основание пирамиды. Сыро и темно, но Фоше уверенно идет вперед по знакомой дороге.
И вот узкий и низкий коридор вводит их в будущую усыпальницу фараона.
Она состоит из трех комнат, неодинаковых размеров: в одной из них при свете горящей здесь масляной лампы, ребята увидели саркофаг, каменный гроб фараона. Каменная же крышка его лежала рядом в ожидании хозяина.
На стенках саркофага и на стенах этих трех комнат ребята в первый раз в жизни увидели иероглифы, египетские буквы, и рисунки искусно вырезанные на камне и изображающие различные сцены из жизни фараона, причем на всех их фараон изображался огромным, а остальные люди маленькими и ничтожными,
И надписи и рисунки эти были работой Фоше.
Видно было, что ему приятно, что ребята с таким интересом рассматривают его произведения.
— А зачем ты эту сволочь рисуешь такой большой? спросил Сережа Ступин. После встречи с фараоном на дороге, он иначе и не называл фараона.
— И почему у всех выворочены плечи? — добавил вопрос еще кто-то.
Его об этом бесполезно спрашивать, — сказал дядя Масперо. Он рисует так, как это требуется но шаблонам египетского искусства. Проходили столетия ка столетиями, сменялись одни династии фараонов другими, а египетские художники неизменно продолжали рисовать так, как рисовали их предки.
Всмотритесь внимательно: их рисунки создали особый египетский стиль и они очень отличаются от рисунков ваших советских и наших французских художников.
Нарисуй мне, Фоше, что-нибудь на память, попросил Коля Сабуров, доставая из кармана «Спутник юного пионера».
Фоше с удивлением просмотрел книжку с подшитыми вместе листками и спросил, как она сделана.
Дядя Масперо перевел его вопрос Коле Сабурову, и Коля Сабуров, улыбнувшись, ответил:
— Скажите ему, дядя Масперо, когда вернемся к нему домой, я ему покажу книжку Веркина «Юный переплетчик» и он узнает, как она сделана. А теперь пусть он что-нибудь мне нарисует.
И вот ребята с удивленьем и удовольствием увидели, как Фоше легко и быстро нарисовал вчерашний выезд фараона и Шарика, кидающегося на фараоновых лошадей, а потом отдельно нарисовал себя и свою бабушку Хити.
13. К ПСАРУ… К ПСАРУ…
Едва успел он закончить последний рисунок, как из темного коридора послышался топот ног и в усыпальницу фараона вбежал такой же, как Фоше, молодой парень — это был, как потом узнали ребята, помощник Фоше, тоже художник.
Он вбежал торопливо, едва переводя дух. Глаза и лицо его горели возбуждением.
— К Псару, К Псару… Забастовка… Бросай работу… Пиши требования… Скорей… Просят скорей… Пиши…
Его слова дядя Масперо перевел ребятам и лица и глава наших ребят зажглись таким же возбуждением.
Наконец-то настал момент, когда они смогут помочь египетским рабочим.
— Пиши, Фоше, скорей пиши… — торопил Сережа Ступин. И ребята увидели, как Фоше быстро взял в углу один из свертков папируса и приготовился писать острою кистью.
— Пиши, Фоше, я буду тебе диктовать. Пиши.
— Товарищи рабочие! довольно терпеть издевательства заклятых врагов рабочего класса- фараонов, жрецов, военачальников и жирных надсмотрщиков…
— Подожди Сережа… Ты диктуешь прокламацию к рабочим, а им нужно написать требования, которые они предъявят к губернатору, — сказал Ваня.
— Да, это верно, — подтвердил дядя Масперо. Пусть напишет сам Фоше. Ведь он знает лучше нас нужды рабочих, а вы потом добавите, что нужно.
И он перевел эти слова товарищу Фоше.
Ребята увидели, какими озабоченными стали лица Фоше и его товарища Тинро.
И вот под рукой Фоше стали появляться одни за другими иероглифы. Тинро делал свои замечания и вставлял слова.
Масперо внимательно смотрел через их плечи и потом вот что он прочел нашим ребятам:
— Мы приходим, преследуемые голодом, преследуемые жаждой, лишенные одежды, лишенные масла, лишенные рыбы, лишенные овощей. Донесите это фараону, владыке нашему. Донесите это фараону, повелителю нашему-пусть дадут нам хлеба….
— Что за черт… — выругался Ваня Петенко. — Да они пишут совсем не то, что надо. Вот гапоны несчастные.
— Не просить, а требовать надо… — сердит» крикнул Ваня и ударил кулаком по каменной гробнице.
Но этот гнев его только испугал египетских ребят и они, не понимая причины его, и, не отделавшись еще от страха перед волшебниками мертвого огня, бросились из подземелья с папирусом в руках.
Ребята и Масперо за ними.
Когда они выбежали из подземелья, пирамида напоминала растревоженный муравейник. Уже не было никакого порядка. Всюду и везде можно было видеть кучки возбужденных жестикулирующих рабочих. Там и тут слышались возгласы: К Псару, к Псару!.. Надсмотрщики, растерявшиеся или разбежались или пытались уговаривать рабочих, но их никто уже не боялся и никто не слушал.
Крики: «К Псару… К Псару!»… неслись все громче и настойчивее.
И вот, точно повинуясь какому-то инстинкту, сначала несколько человек, а потом и вся двухтысячная толпа бросилась бежать туда, где за хлебными полями я рощами деревьев, утопая в зелени садов, был загородный дворец Псару, губернатора Фив.
За ними бросились бежать и наши ребята. Было досадно, что они не сумели овладеть движением, и бежали не впереди, а позади рабочих.
Дядя Масперо скоро выдохся и стал отставать от наших ребят.
И вот когда кто-то из них оглянулся, он увидел, что за дядей Масперо бежит Шарик.
— Ребята, Шарик! — ребята оглянулись и увидели, что дядя Масперо наклонился к подбежавшему Шарику, потом быстро выпрямился и стал кричать и махать рукой, в которой что-то белело.
Ребята бросились бежать обратно к Шарику и дяде Масперо.
У Масперо в руке была записка, которую он вытащил из под ошейника Шарика, а в записке было:
«Ребята, нас с Моней окружили какие-то люди с копьями. Бегите назад. — Гриша».
Как только ребята это услышали, то они бросились на выручку Гриши и Мони.
Все они ясно понимали, что это козни вчерашнего египетского жреца, обозленного и на ребят и на Шарика.
Дядя Масперо, который тоже побежал было за ребятами, теперь совсем выдохся и далеко отстал.
Впереди всех бежал Шарик.
То, что ребята увидели, прибежав в лачугу Пимена, повергло их в горе.: ни Мони пи Гриши в лачуге не было.
У входа в лачугу плакала и причитала бабушка Хити, но. конечно, из ее слов и причитаний ребята ничего понять не могли.