Томас накренил фляжку.
Анисовка, сказал он, или что-то сладкое.
И более того, сказала Джули Мертвому Отцу, это не подобает. Уродство. Гадко смотрится, вот как это можно было бы выразить.
Мертвый Отец соскользнул с троса и ринулся дальше по дороге.
Он опять за старое, сказала Эмма. Красить пол кровью. Нет, сказал Томас. А вот и нет.
Томас догнал Мертвого Отца двумя скачками.
Ваш меч, сударь.
Мой меч?
Сдай свой меч. Муштабель свой.
Ты настроен карающе, сказал Мертвый Отец. Опять. Люди смотрят. Джули и Эмма смотрят.
Меч, сказал Томас.
Ты просишь меня отказаться от меча?
Прошу.
Тогда я стану обезмечен. Подумай, что это значит.
Подумал. Долго и прилежно.
Должно ли?
Должно.
Мертвый Отец обезножил свой меч и вперился в него.
Старина Поток-Мук! Соратник прекраснейших моих часов!
Он вперился в Томаса.
Томас протянувши руку.
Меч он сдал.
12
Мертвый Отец ковыляя дальше, на конце своего троса. Его длинные златые одеянья. Его длинные седые власы по плечо. Его широкое и благородное чело.
До ужаса тих, сказала Джули.
Кроток, как почтарь, согласился Томас, он старается быть хорошим.
Ему труднее, чем тебе иль мне, он к такому не привык.
Я никогда не был хорош, пока не достиг совершеннолетия, сказал Томас. И даже тогда...
Я вот никогда себе таким миленькую головку не забивала, сказала Джули. Иногда я поступала правильно, а иногда неправильно. В трудных случаях зажмуривалась и прыгала. Ого-го сколько прыжков.
Однако же в те мгновенья, с какими связаны чувства...
Я иду поперек им, сказала она. Моим чувствам. Метод предельной надежности, усвоенный от кармелиток.
Я иду за своими чувствами, сказал Томас, когда могу их отыскать.
Он очень молчалив.
Даже не пикнет вот уж сколько миль.
Быть может, смекнул?
Выше нос, сказал Томас, и реши, что нет. Это существенно.
Гримаска у Джули.
Жгучее клеймо мирского зла. Кто это сказал? Оставлено им здесь, мне кажется, это клеймо мирского зла[39].
Тут меня запирает, если я и знал когда-то, сказал Томас.
Джули откусила от жвачки бханга.
И люди, сказал Томас. Там некая возможность смуты.
Чепуха. Людям будет сообразно возмещено красными, синими и серебряными прядями, что мы вплели в серую тушь их жизней. За людей не беспокойся. Они же всего-навсего люди — трактор проделал бы это не хуже.
Пострадала бы композиция, сказал Томас. Подумай только: Вон там — девятнадцать, Матерые Старики, тянут за трос. Линия самого троса, тугая, угловая, бегущая оттель досель. Наконец, влекомый объект: Отец, в его величье. Его грандиозности. Трактор был бы tres insipide[40].
Жеванье бханга (уклончиво).
Еще не достигши совершеннолетия, спросил Томас, чем ты занималась?
Кознями, в основном. Строила козни день и ночь, к достиженью целей. Однажды утром я проснулась сердитой и осталась сердитой на много лет — таково было мое отрочество. Злость и козни. Как выбраться наружу. Как заполучить Люшеса. Как заполучить Марка. Как увернуться от Фреда. Как захватить власть. Такое вот. И очень много ухода-за-телом. Оно было юно. Оно было прекрасно. Оно заслуживало ухода.
Есть прекрасно, сказал Томас. Оно и есть прекрасно, возлюбленная.
Спасибо, сказала она. Мужчин было много, я не отрицаю, то были мотыльки на пламя. Я пыталась их любить. Чертовски трудно. У себя в высоком окне я держала гарпунную пушку. Вела их, пока они двигались по улице, в своем смехотворном достоинстве. Никогда не стреляла, хотя могла бы, пушка действовала. Хватало и того, что они у меня на прицеле. Палец мой на спуске, всегда готов нажать, но никогда не вполне. Напряженье изысканнейшего сорта.
Я думал, это обжедар[41], сказал Томас.
Джули улыбнулась.
Часто, когда я была юна, о прошлом годе, я выходила к воде. Та говорила мне обо мне. Ко мне приходили образы — от воды. Картинки. Привольные зеленые лужайки. Огромный дом с колоннами, но лужайки так привольны, что дом видится лишь смутно — оттуда, где мы стоим. На мне длинная юбка до земли, в обществе прочих. Я остроумна. Они смеются. Кроме того, я умна. Они размышляют. Жесты бесконечного изящества. Они ценят. Финала ради я спасаю жизнь. Прыгаю в воду, вся одетая, и, схвативши тонущего за волосы или используя перехват через грудь, выволакиваю глупенького ублюдка на берег. Приходится разок двинуть ему в грызло, чтобы прекратить его дикие панические биенья. Вытаскиваю его на старый трухлявый причал и там, он навзничь, я неистовствуя, применяю искусственное дыхание. Шаг назад, говорю я толпе, шаг назад. Глаза ошалелого существа открыты — нет, опять закрываются — нет, опять открыты. Кто-то набрасывает одеяло на мои влажные, блестящие белым, невероятно прекрасные плечи. Я выхватываю гармонику и выдаю им два быстрых припева «Рэгтайма красного черта»[42]. Овация, все встают. Торжество совершенно.
39
Строка из поэмы Перси Биш Шелли (1792-1822) «Адонаис. Элегия на смерть Джона Китса» (1821), пер. С. Сухарева.
42
«Рэгтайм красного черта» («The Red Devil (Rag)») - инструментальная пьеса (1910) американского композитора, автора песен и дирижера французского происхождения Люсьена Денни (1886-1947).