— Кто бы мог это подумать! — говорил в тот же день после казни своей дочери столяр Альмарик. — Я считал Дю-бура за очень легкомысленного молодого человека, но мне и во сне не снилось, чтобы он был такой страшный злодей и что он совершил такие ужасные преступления. Теперь я ясно понимаю, почему, когда в великопостную среду утром я разговаривал с ним и случайно упомянул об «эшафоте», он вдруг страшно побледнел. Но до сих пор еще страшно вспомнить, что я так дружески разговаривал с этим шестикратным убийцей, — прибавил, содрогаясь, честный Аль-марик.
— Утешьтесь, любезный друг, — сказал Вьендемор, вошедший в эту минуту в комнату и услыхавший последние слова своего хозяина, — и с другими не лучше. Бог дал вам спасти хотя одну жертву этого злодея, за что я вечно останусь вам благодарным. Забудем о нем: он умер, не искупив свои преступления. Но перст убитого, это немое «Мани — Факел — Фарес» [6] карающего Бога, указал из могилы на убийцу своего и всей его семьи, молчаливо, но красноречиво сказав: «Это он!» и предав его человеческому правосудию.
— И в самом деле, — заметил Альмарик, сложив руки, — вы сказали истину — во всем этом следует признать Провидение Божие. Мир освободился от человека отверженного, и теперь, любезный Вьендемор, или как вас там зовут, вы можете свободно вздохнуть.
— Рауль Бонгле, любезный Альмарик!… — отвечал гость задушевным тоном. — Вьендемор, то есть воскресший из мертвых, умер, умер навсегда. Но Рауль Бонгле будет жить, если будет угодно Богу и вам, будет жить счастливо, вместе с вашей дочерью, — прибавил он, подойдя к дочери своего хозяина и протягивая к стыдливо закрасневшейся девушке руку.
— Эге, друг мой, — возразил, улыбаясь, Альмарик, — нельзя же так скоро… и старуха должна подать свой голос.
— О, мама уже знает об этом, — стыдливо заметила Августа.
— Вот как? Так это ты затеяла за моей спиной интриж-жку! — воскликнул отец притворно сердитым тоном. — Ах, прибавил он со вздохом, — кто поверит, как трудно уберечь молодую девушку!
— Я вот и хочу снять с вас эту заботу, любезный Аль-марик, — шутливо отвечал Бонгле, — и думаю, что для меня это не будет так трудно!
— Ну, по мне пожалуй! — отвечал, смеясь, столяр, от души пожимая руку своему гостю, — ведайтесь как знаете с этим дичком.
Если путешественник, едущий на пароходе в Авиньон, взглянет, проехав старый каменный мост, на башню у Ронских ворот, то увидит на ней железную клетку. Еще 100 лет тому назад в ней лежала голова Ланглада. Время и камни, которые швыряли сюда дети, совсем разрушили ее. Но матери и до сих еще пор рассказывают своим детям об убийце, загубившем шесть душ, и о том, как один из убитых из могилы указал пальцем убийцу.
Комментарии
Роман Карла Ганемана «Мертвый палец» может показаться невероятным вымыслом, но это не так: книга документальна и основана на расследовании кровавого преступления, потрясшего Авиньон в 1768 году. О подробностях его повествуют две брошюры, написанные «по горячим следам» событий Франсуа Морена (Mo-renas), основателем газеты «Авиньонский курьер» — «Известие об ужасающем убийстве трех человек, зарезанных в Авиньоне Жаном-Домиником Лангладом» (1768) и «Исполнение приговора, вынесенного против Жана-Доминика Ланглада, называвшегося Дюбуром, родом из Ланжака в Оверни, колесованного живьем в Авиньоне 13 апреля 1768 года» (ок. 1768).
Мы не располагаем какими-либо сведениями о Карле Ганемане. С уверенностью можно сказать только одно — роман его, за исключением тех или иных художественных деталей, безусловно восходит к «Преступлению 1768 г. в Авиньоне». Эта беллетризиро-ванная версия событий в Авиньоне, подписанная «Э. Б…е», появилась в парижском «Журнале журналов» в 1844 г. и в том же году, в переводе на немецкий — в издававшейся в Праге газете «Богемия»; текст (без подписи) вошел также в книгу «Драматическая история знаменитых разбойников на море и на суше» (Париж, 1845).
_________________________________________________________________________________________________
Книга К. Ганемана публикуется по первому изданию (СПб., тип. Е. Евдокимова, 1888) с исправлением очевидных опечаток и некоторых устаревших особенностей транскрипции и стилистики. В тексте унифицировано написание имен, орфография и пунктуация приведены в соответствие с современными нормами.
6
Искаж. арам. «мене, мене, текел, упарсин» или церковнослав. «мене, текел, фарес» (Дан. 5:25–28) — текст надписи, начертанной таинственной рукой на стене во время пира вавилонского царя Валтасара и предвещавшей гибель его царства.