Жестами она объяснила водителю, что хочет позаботиться о больной, залезла в фургон и уселась на заляпанную краской лестницу. Она царственно-небрежно помахала оставшимся, а я с бесконечным облегчением упала на сиденье рядом с водителем.
Оживленно жестикулируя, Скарлетт принялась на ужасном французском болтать с водителем, которого могла наблюдать в зеркальце заднего вида.
Она делала очень много ошибок, но в отличие от меня была способна поддерживать беседу на чужом языке, чего я совершенно не умела. Когда мы приехали на место и попрощались с водителем, Скарлетт сказала:
— Давай-ка быстренько ложись в постель, а я пока схожу выпить кофе.
В следующий миг она исчезла в ресторане.
Я не возражала против ее ухода. Сбросив прогулочную одежду, я натянула серый спортивный костюм и с головой залезла под пуховое одеяло. Десять минут спустя в дверь постучали. К моей постели подошла маленькая девочка лет десяти, с важным видом достала из корзиночки грелку и объяснила, что ее мама просила принести мне это. Затем девочка серьезно кивнула и вышла из комнаты. Это могла организовать только Скарлетт. Честно говоря, я не ожидала такого от бессердечной женщины-вамп.
Немного погодя появилась и она сама — с чаем и сухариками на подносе.
— Съешь что-нибудь, а то не сможешь сегодня праздновать вместе со всеми, — сказала она с материнской строгостью в голосе. Затем она критически меня осмотрела. — Вижу, не очень-то ты любишь бегать на своих двоих в отличие от Китти. Похоже, ты увязалась с нами только из-за его синих глаз…
Я выпила чай, погрызла сухарики и вскоре крепко уснула.
Около семи меня разбудил чей-то шепот, гораздо более назойливый, чем даже громкий разговор. Я открыла глаза. Скарлетт красила свои когти.
Китти спросила:
— Мы тебя разбудили? Как ты себя чувствуешь? По правде говоря, мне стало намного лучше, все-таки у меня очень выносливый организм. Сев в кровати, я спросила, когда мы собираемся отмечать.
— Девочки, сначала нужно принарядиться! — сказала Скарлетт тоном учительницы физкультуры из моего детства. Она уже успела вымыть голову и завить волосы.
Китти порылась в своей дорожной сумочке и достала одну из белых хлопковых кофточек. Скарлетт присвистнула:
— А ничего другого у тебя не найдется? Как-никак тебе исполняется тридцать пять, хотя бы сегодня постарайся выглядеть взрослой!
Китти не обиделась:
— Ни с собой, ни дома у меня нет роскошных нарядов!
Скарлетт полезла в собственный чемодан и вынула оттуда блузку из тяжелого бархата цвета темного золота.
— Примерь-ка! Этот цвет очень подходит к моим рыжим волосам, думаю, что со светлыми он будет сочетаться еще лучше. Вещичка что надо!
В дорогой блузке Китти выглядела обворожительно. Скарлетт признала это искренне и без всякой зависти.
— Пусть это будет моим подарком тебе на день рождения, — великодушно сказала она.
Меня впечатлил этот широкий жест. Я не способна на такую щедрость. Однако, вспомнив замечание Скарлетт насчет синих глаз Витольда, я пришла в ярость.
Китти взяла дорогую блузку, нисколько не ломаясь. Она обняла и поцеловала Скарлетт и принялась вертеться перед зеркалом. В конце концов их азарт заразил и меня. Скарлетт примеряла все новые вещи, шутливо отталкивая Китти от зеркала. Я вылезла из уютной постели, сняла теплый спортивный костюм и принялась наводить красоту. Перед мужчинами Китти предстала в темно-золотом, Скарлетт — в изумрудно-зеленом, а я в светло-голубом. Кроме того, на груди у меня красовалась брошка госпожи Ремер.
В ресторане Эрнст Шредер сидел напротив меня. Как завороженный, он смотрел на мою брошь, пока Китти с Витольдом наперебой рассказывали о том, как завершили прогулку без нас, слабаков.
— Откуда у тебя эта брошь? — спросил Эрнст, холодно оглядев меня.
Я не хотела рассказывать историю госпожи Ремер.
— Купила, — коротко ответила я. — Где?
— На антикварной ярмарке, — солгала я. Эрнст протянул руку:
— Можно взглянуть на нее поближе?
Я сняла тяжелое украшение и передала ему. Он внимательно осмотрел брошку.
— Странно… — сказал он наконец.
— Почему странно? — спросила я, начиная догадываться, в чем дело.
— Да нет, ничего, — ответил Эрнст. — У матери была точно такая же, с изображением Гермеса. Все совпадает до мельчайших деталей.
Витольд вмешался в наш разговор, взял брошь и стал ее рассматривать.
— Конец девятнадцатого века, — прикинул он. — Поколение наших дедушек и бабушек. А кому твоя мать оставила эту брошь?
— Украшение кто-то украл. Мать никак не могла с этим смириться. Она хотела завещать его своей первой внучке, ведь у меня нет сестер. Она досталась бы моей дочери. Но мать умерла до того, как родилась Аннетт, а брошь пропала еще раньше.
Тут принесли бэккаоффа. По комнате распространился пряный запах. Упрашивать никого не пришлось. Витольд настоял, чтобы я взяла себе несколько картофелин и отказалась от восхитительного густого винного соуса. Я съела несколько кусочков, стараясь не смотреть в сторону Эрнста и Китти, которые пытались поделить отвратительный свиной хвост.
Мы ели и пили, как и в последние два вечера. Все были в отличном настроении. Эрнста Шредера все время мучила жажда. Ел он за троих, но через два часа опьянел сильнее всех. Он болтал без умолку:
— Смотрю я на сегодняшнюю молодежь, особенно на нашего многообещающего отпрыска, и завидую самой черной завистью. Да у меня за всю мою жизнь не было столько женщин, сколько у него!
Скарлетт молча бросила на него взгляд скорпионши.
— В семнадцать лет у меня случилось первое любовное приключение, а потом долго ничего не было. По тем временам это считалось невероятно рано, — хвастливо сказал он. — Когда я смотрю на брошь Тиры, столько всего вспоминается!
— А ну рассказывай! — весело потребовал Витольд.
Скарлетт зашипела:
— Эрнст, ты заходишь слишком далеко!
— Эта история кажется совершенно невероятной, — невозмутимо продолжал Эрнст. — Школьником я был очень робким, в пятидесятые годы все школьники росли такими. Однажды, когда я возвращался домой из школы, со мной заговорила молодая женщина. Она искала какую-то улицу. Так совпало, что я жил именно на той улице, которая была ей нужна. Еще удивительнее оказался тот факт, что она направлялась к людям, жившим в подвальном этаже того самого дома, где наша семья снимала квартиру. Однако их не оказалось дома. Мои родители уехали на три дня. Я предложил незнакомке зайти к нам и написать своим знакомым записку.
Все обратились в слух.
— Роман, который сочинила жизнь, — пошутил Витольд.
— Дальше! — попросила Китти.
Скарлетт больше не пыталась толкать своего мужа под столом.
Эрнст, этот великий донжуан, откровенно наслаждался нашим вниманием:
— Хотите верьте, а хотите нет, но я, совсем еще неопытный, при первой же встрече соблазнил ее, еще более неопытную!
— У меня нет слов! — воскликнул Витольд. — Хаким, если ты ничего не придумываешь, то такого ловеласа, как ты, свет еще не видывал!
Скарлетт ущипнула Витольда за руку:
— Я смотрю, ты им восхищаешься!
— А что было дальше? — поинтересовалась Китти.
— Моя возлюбленная была по меньшей мере на восемь лет старше меня. В те времена незамужняя женщина после двадцати пяти, вероятно, уже начинала мучиться из-за всевозможных комплексов и панического страха остаться одной. — Эрнст мило улыбнулся Китти, извиняясь за свои не слишком тактичные слова. — Короче говоря, мы страстно отдавались друг другу при каждом удобном случае. Я, по молодости, конечно, хотел жениться на ней. Что же касается брошки, то это я украл ее у матери и подарил предмету своих воздыханий в залог вечной любви.
— А что стало с той женщиной? — спросила Китти.
Эрнст рассматривал брошь с отсутствующим выражением.
— Не знаю. Она внезапно уехала, написала мне прощальное письмо, но адреса не оставила. Я, тогда еще молокосос, так и не узнал, куда она скрылась.
— Ты думаешь, это брошь твоей матери? — спросил Витольд.
— Нельзя с уверенностью сказать, хотя такие украшения наверняка существуют лишь в нескольких экземплярах.