- У меня скоро плёнка кончится, - Данила покосился на стоявшую, на столе барсетку, внутри которой поблёскивал глазок видеокамеры.
- Что толку, что ты их снимаешь?- меланхолично заметил Степанов.- Доказать всё равно ничего невозможно. Лысый сейчас передаст Патлатому пакет с деньгами. Тот опустит руки под стол, начнёт пересчитывать. Чего ты? Вызовешь милицию? Те войдут: откуда у вас граждане такая сумма денег? Даже если те не смогут объяснить и деньги конфискуют, для них это будет потеря капли в море, на следующий день они соберутся в другом месте, и Лысый снова передаст деньга Патлатому.
- Я уверен, Стефан. Их можно зацепить…- Данила бросил взгляд на две фигуры в углу бара, куда смотрела видеокамера.- Ты не будешь пельмени? Одну порцию пельменей, - сказал он подошедшему официанту. – Вот, обрати внимание, Стефан, - Данила водил пальцем по лежавшему на столе ксероксу договора.- "Сервис – интер" строит дом, оценивает в БТИ трёхкомнатную квартиру в 229,4 метров общей площади и 115,8 жилой в пять миллионов шестьдесят семь тысяч восемьсот сорок семь рублей и продаёт её…
-Данила, - сказал Стефан.- Закажи-ка и мне пельменей, ты так аппетитно чавкаешь, что и мне захотелось.
- Если мы будем заказывать одни пельмени, нас скоро пускать суда перестанут,- заметил Данила.- Так вот Патлатый, который от "Сервис-интера" перечисляет чистую прибыль от продажи квартиры, чтобы уйти от налогов, на благотворительность в Фонд поддержки голодающих студентов Московской консерватории, а тот, Лысый из консерватории. Обналичивает под четыре процента и в конвертике отдаёт Патлатому.
- Четыре процента - не много.
- Это сорок тысяч с каждого лимона. И это много. В Москве есть фирмы, которые и под ноль пять процентов моют. А если кто в это дело влезет. То за две штуки можно нанять киллера, который такого любознательного уберёт…
- Даже за десять тысяч рублей.
- Ну, за баксы тебя культурно застрелят с контрольным, со всеми делами, а за рубли – обухом топора.
- Данила, но ты же пользуешься сведениями, которые твой отец дома в сердцах выбалтывает. Не боишься, что его из банка выгонят?
- Стефан, посадить мы их всё равно не посадим, она наверняка с налоговиками и с ментами в доле, если что, их в суде резник и Астахов защищать будут, а вот делиться можем заставить… Смотри, Патлатый опустил руки под стол, считает…
- Очень в опасную игру ты влезаешь, Данила.
- Зато скоро не пельмени жрать буду, а ананасы в шампанском.
-Осторожно, как бы тебя самого раки на дне Москва-реки жрать не стали.
- Тут пан или пропал. А что, лучше этой старухой с пропавшей дочкой заниматься? Она тебе хоть сто баксов дала?
- Обещала.
- Вот твои пельмени. Пиво будешь? Не стесняйся, сегодня гуляем. Отец в банке допзарплату, ту, что в особом журнале фиксируются, и на ту, что жить можно, а не официальную, вчера получил… Я не знаю, как у тебя, - продолжал Данила, а у меня позиция такая: пусть сегодня на мне костюм от "Большевички" и ботинки от " Красной Зари", но наступит час Х, и всё переменится. Увидишь меня с печаткой на пальце, в костюме от Версачи и в сорочке от Джани Армани.
Тем временем человек, которого Данила и Стефан называли Патлатым, у него была большая голова с крупными чертами лица и вьющейся шевелюрой, пересчитал переданные ему деньги, положил их в нагрудный карман хорошо сшитого серого пиджака, подошёл к бармену и что-то сказал ему. Бармен исчез за ширмой из разноцветных навесных гирлянд. Скоро бармен вернулся на место, Патлатый уже сидел за своим столиком, а на подиум развинченной походкой вышел конопатый белобрысый юнец, вихлястый зад обтягивали розовые атласные клёши, впалую грудь драпировала широкая жёлтая сорочка с блёстками. Зазвучала фонограмма. Юнец сначала медленно, потом всё быстрее затанцевал, вертясь вокруг шеста. Патлатый получил от номера истинное удовольствие. Он притопывал ногой, хлопал в ладоши. Лысый, маленький круглый человек с сальной физиономией, покрылся пунцовыми пятнами, лицо его горело. Периодически, незаметно, для Патлатого, он ощупывал локтем оставшуюся лежавшую на его груди часть денег.
Принесли пиво.
- Кто это танцует? – спросил Стефан.
- Это Лёлик, новенький из Харькова. Хорошо работает,- отвечал Данила, с наслаждением пропуская сквозь зубы ледяное пиво.
-Значит, ты в этом деле участвовать отказываешься?
- Ну, сколько можно, Стефан?!... Ты знаешь, я, ночь через две, сторожем Литературный институт охраняю. Так я там больше, чем в твоём детективном агентстве получаю! Ты говоришь, за этой помойкой следить опасно, а неверных жён и мужей, чем мы большей частью занимаемся, отслеживать не опасно? Причём когда, для скорейшего завершения дела, не ищем виновника истинного адюльтера, а Полину подсылаем. Она подойдёт к контрагенту, потреплется с ним, пококетничает, мы это дело на видео запечатлим и заказчице на стол. Да, действительно, ваш благоверный изменяет, вот доказательства, пожалуйте бабки. Или наоборот, Полина на камеру снимает, а я или ты к тёлке заказчика клеимся, и опять доказательства истинному или мнимому рогоносцу в руки, и в обмен – прайс. За это по голове нельзя получить? Сколько мы семей развалили? Этому тебя в МГУ, а меня в высшей школе милиции учили? Мне надоело, я хочу большого серьёзного дела с крупными бабками!
- Я всё понял, Данила. Не надо эмоций. Полину, по крайне мере, я могу использовать?
- Это её дело.
- Как её крыса, не сдохла?
- Спасибо, оклемалась. Она теперь её только рисом кормит.
- Вы с Полиной уже подали заявление?
- Собираемся.
- И ты ей рассказал о своей ориентации?
- Стефан, что за манера лезть в личное?... Я что, на мужчине должен жениться?
- Почему бы и нет?
- Не зарегистрируют. Полина – единственная известная мне женщина, которая не вызывает антипатии. Я женюсь на Полине, потому что она прилично готовит, а я люблю хороший стол.
- Особенно пельмени.
- Не юродствуй!... И запомни, я не знаю какие у тебя там представления, одно другому не мешает. Ты в кругу предрассудков, ещё скажи, что голубые СПИД переносят.
-Пошли!
Расплатившись, друзья направились к выходу. Взглянув на деньги, официант проводил их презрительным взглядом. В дверях у Данилы зазвонил мобильный телефон.
- А? Да… Какая-то Мария Абрамовна.
- Извини, я дал ей твой номер.
Данила погрозил Стефану кулаком, передал трубку.
- Да… Хорошо…- Стефан выключил телефон.- На сестру старухи было нападение. Дойдём, Данила, тут рядом.
Данила тяжело вздохнул.
В Гардеробе Стефан отвязал Пинкертона, заспешил к дверям, подхватив под руку Данилу.
- Скорее уходим!
На том месте, где сидел Пинкертон, осталась большая лужа.
Вбежав на четвёртый этаж старинного бывшего доходного дома, Степанов позвонил в дверь. За его спиной тяжело дышал грузный Данила.
- Кто там?- спросили из-за двери.
Степанов узнал испуганный голос своей недавней посетительницы.
- Это я, Мария Абрамовна, Степанов из агентства.
Мария Абрамовна открыла дверь. Она была всё в том же крепдешиновом платье и жёлтой кофте, как приходила тремя часами ранее в "Пинкертон".
- Проходите!
Степанов и Данила прошли в зал. В квартире стоял страшный беспорядок, впрочем, сама квартира представляла вид необычайный. Стены были оклеены белыми обоями с мелким рисунком. Оклейка казалась недавней, кое-где она отошла, из-под неё вылезало прежнее тёмно-зелёное покрытие. Вся немногочисленная мебель образца тридцатых-сороковых годов была задрапирована белыми чехлами, материал которых очень походил на тот, из которого шьют простыни. Сорванная со стола белая скатерть лежала на полу. Верхняя крышка, перекрашенного из чёрного в белый цвет пианино, была раскрыта, будто что-то искали внутри среди струн. Из белого шкафа книги, обёрнутые белой бумагой, вывалили на паркет, верх которого покрывали прибитые гвоздями простыни. Люстры в белоснежном потолке не существовало. Её выдрали, зияющее отверстие перекрыли метр на метр на метр оранжевым квадратом. Стефан прошёл в другую комнату. Она была меньше зала. Мебель в ней отсутствовала. Стены, пол, потолок были выкрашены в яркий оранжевый цвет. На полу лежал завёрнутый в белую простыню тюфяк, белое одеяло, подушка. В углу на полу стоял телевизор. Телевизор работал. Он показывал совершенно размытое чёрно-белое изображение. Стены этой маленькой комнаты украшали приколотые к стене кнопками рисунки одного и того же лица с резкими чертами. Портрет был выполнен настолько утрированно, что определить по нему конкретного человека вряд ли представлялось возможным. Стефан двинулся в кухню. Там он нашёл ведёрко с белой краской и валик на газете. Здесь к покраске только собирались приступать, но мебель уже заблаговременно вынесли в коридор. Туалет и ванная были белыми. Тут сновали полчища тараканов. Некоторые из них налипли на краску, так и умерли. Только коридор не тронула рука маляра или живописца. Посредине белой комнаты сидела в каракулевой шубе женщина, очень похожая на Марию Абрамовну. По лицу её текла кровь. Вечерело. Мария Абрамовна включила настольную лампу. От фигур людей собравшихся в зале, легли на пол и стены длинные тени. Пинкертон загремел стеклом стоящей в углу люстры.