– … чего со мной делаешь, а? Сидел бы тихо, как все, – неужто так трудно? Сколько раз тебя прикрывал, помнишь?
– А? – тупо откликнулся Вадим – как бы издалека, еще не вынырнув толком. – Чего?
– Прикрывал я тебя? – переспросил Толян.
С покаянным вздохом Вадим подтвердил:
– Как же – было.
– И сколько можно? То на песенный фестиваль тебя вызывают, то с домовыми цапаешься… А знаешь, чего сказал про тебя Управитель?
– Что? – послушно спросил Вадим.
– Пусть, говорит, ваш самородок на Студии отоваривается, раз такой исключительный, но только я – это он говорит – только я про такого студийца что-то не слыхивал!
История повторяется, с усмешкой подумал Вадим, один в один. Господи, какие же они всё-таки одинаковые!
– Так пусть и по…
– Слушай, не высовывайся – прошу тебя! – сказал Толян. – Я ж всегда тебя подстрахую, только не нарывайся, живи смирно.
– А кто против?
– Может, тебе заняться нечем? Так давай подброшу работёнку и даже не очень пыльную. Чего б ты хотел разработать?
– Да что тут можно разработать, Толик? – усмехнулся Вадим. – Мы ведь копировщики, будто не знаешь! Передираем с ворованных образцов.
Действительно, даже такой стимул: изобретать, – у спецов отобрали. Не говоря о материальных. После короткого всплеска энтузиазма, незадолго до Отделения, в действие опять вступил проверенный принцип: минимизации трудовых затрат. Теперь если и делалось новое, то в Институте. Вот где питомник гениев, аж завидки берут, – только где ж их прячут?
– Но ведь существует уйма безобидных, непредосудительных дел, – гнул свое Толян. – Почему, к примеру, тебе не собрать магнифон – с твоими руками это…
– У меня их три.
– Чего? – опешил Толян.
– Ну не рук же?
– Так собери еще. А то я один за всех бегаю! Видишь, – хмыкнул он, – даже похудел.
– А подарить тебе магни?
– Ну что ты опять, Вадим, – я же серьезно!..
– Я тоже. Кстати, как бы и магни вскоре не попали под запрет: все-таки размножение информации, пусть звуковой… А хочешь, смастрячу тебе видачок?
– Этого не хватало! – Толян даже отшатнулся от него. – Между прочим, а чем ты занят сейчас? Вот это что? – с опаской он ткнул пальцем в незавершенный прерыватель. – Можешь мне объяснить?
– Могу продемонстрировать. На тебе – хочешь?
– Иди ты!
Неуклюже извернувшись, Толян подтащил под толстый зад табурет, грузно осел. Удивительно, но в лаборатории было тихо – что ли, время обеда?
– Хочу посоветоваться, – доверительно сообщил Толян. – Строго между нами, ладно?
Вадим хмыкнул: неужто и этому загорелось согнать вес? Да нет, вряд ли, – скорее что-нибудь из сферы морали.
– Выдвигают на повышение, – продолжал толстяк. – Предлагают отдел.
– А Марчика куда?
– В здешние под-Управители, похоже. Окончательно переберется в “отцы”.
– Н-да, осуществляются мечты.
– Марчик далеко пойдет – ты был прав. – Толян повздыхал. – Так что скажешь?
– Ты же знаешь: чего я не люблю, так это советовать. Решай сам.
– Но что б ты сделал на моем месте?
– Эка хватил! На твоем я и лабуправство давно бы послал. Но мне легко быть принципиальным: у меня дети по лавкам не плачут.
– А если бы плакали? Ну представь!
Сегодня Толян был настойчив на удивление – неужто это всерьез? Или кокетничает?
– Все равно нет, – твердо сказал Вадим. – Лабуправ – это предел. Дальше в Систему погружаться опасно, рискуешь пропитаться ею насквозь… Хотя, может, ты этого хочешь? – вкрадчиво добавил он.
Толян с тоскою вздохнул.
– Я откажусь, – неуверенно предположил он. – А?
– Откуда мне знать.
– С другой стороны – я не пойду, ты не пойдешь. А кто тогда? Какой-нибудь проныра? И потом он будет решать за нас?
– А сейчас, по-твоему, кто решает? Радость моя, ты что, надеешься развалить Систему изнутри? Не смеши, она не таких ломала! Там же сплошные Марки – хочешь сделаться одним из них? Конечно, твое право, но не жди тут моего благословения. От дерьма лучше держаться подальше – старая истина!
Повздыхав еще, словно для заполнения паузы, Толян спросил:
– Кстати, не слыхал? На будущей неделе отдел-управы должны пройти переаттестацию.
– И что?
– Да странно как-то: проводит ее лично под-Управитель, при участии троих представителей главка, посторонние не допускаются. К чему такая секретность?
– Смахивает на посвящение, тебе не кажется? – предположил Вадим. – Только вот в кого: в рыцарей или в особо доверенных слуг?
– В слуг? Скорее господ.
– Зависит от точки зрения. Ежели смотреть на пирамиду со стороны… Интересно все же, какова процедура?
– Это так важно?
– Может быть, может быть. – Вадим и сам не понял, почему встревожился. – Так ты хотел совета?
– Конечно.
– Даю – в виде исключения, но со всей категоричностью: откажись. Даже если будут настаивать, угрожать, принимать меры – вплоть до разжалования в спецы. В противном случае потеряешь больше. Много, много больше!
Вот это было всерьез. Даже и не совет – пророчество. А Толян был из тех немногих, кто чувствовал разницу, – потому слегка струхнул. В ошеломлении помолчав, он пробормотал:
– Что-нибудь еще?
– Еще? Береги задницу, толстый!
Толян вспыхнул, словно первоклассник:
– Издеваешься?
– Не уверен, – честно ответил Вадим. – Но на всякий случай – береги.
Толстяк снова вздохнул:
– Еще и эти кошмары, что Ноннка приволакивает на хвосте. По-твоему, за ними что-то кроется?
– Предлагаешь “бояться вместе”?
– Чего? – не понял начлаб.
– Да был такой мультик, про котенка… Уж очень банален набор в этих сюжетах: насилья, увечья, кровь, – будто специально нацелен щекотать нервы. Либо отвлечь внимание. А вообще, я Марку говорил: посеешь догматиков – пожнешь маньяков.
– А что думаешь про оторванные конечности? – Не без опаски лабуправ смерил взглядом Вадимовы массивы. – Вот ты бы смог?
– Да уж, эти ребята не “разбрасываются”, – засмеялся тот. – Ты и представить, Толян, не можешь, на что способны целенаправленные, однонацеленные, жестко запрограммированные люди!
– Не так это! – вклинился в разговор надтреснутый голос, и над приборами поплавком выпрыгнула голова Оросьева, редковолосая и сморщенная, словно у мумии. – Все происходит от нездорового образа жизни. Вот в сельской местности про такое не слыхали, а все потому, что люди физически работают на свежем воздухе, детей ро стят и некогда им глупостями заниматься. У хороших служителей мысли об одном – о Крепостном благе. О Семье надо радеть, об отцах и братьях наших, и тогда все наладится!..
– Замечаешь, куда гнет? – усмехаясь, спросил Вадим. – Оказывается, людям приличен только мускульный труд, прочее – от лукавого. А все беды из-за интеллектуалов – развелось умников!.. Свежая мысль, да? И каким будет следующий шаг?
Толян неловко и опасливо молчал. Расслабленность слетела с него в один миг, а все из-за этого пронырливого жилистого человечка, дремучего и невероятно активного, обожавшего встревать в разговоры и по каждому вопросу имевшего собственное суждение, почему-то всегда совпадавшее с официальным. И сейчас, сыто ковыряясь в зубах, Оросьев пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, что духовная продукция его не интересует совершенно, а стало быть, не нужна, и все, кто в этой области подвизается, исключая, может, немногих, – паразиты и нахлебники, объедающие народ. И лучше бы отправить их в селькомунны, чтобы стали приносить настоящую пользу, и уж тогда проднормы точно возрастут, а честным труженикам нужно как раз это, а не всякие там х-химеры!..
– Оросьев, – с любопытством спросил Вадим, – ты и так жрешь за двоих – куда это в тебе девается? Глистой был, ею остался. Или как в той байке, про сыновей, – ворованное не в прок?
– Это кто же тут вор? – заволновался Оросьев. – А сам, а сам!.. Вы посмотрите на него!
– Я не про спирт, – отмахнулся Вадим. – Ты против эксплуатации, верно? Тогда взгляни на себя: все ж знают, что работник ты – аховый. На что гробишь день, я выполняю за час, а категория у нас одинакова, как и паек. Выходит, половину своего времени я вкалываю на тебя, ты – мой эксплуататор, мой персональный паразит, поскольку жрешь мою пайку! И как это сочетается с твоими лозунгами? По-твоему, это и есть социализм?