Уже не зная, что ищет, Родион медленным леопардом рассекал траву, отодвигая кустистые поросли носком ботинка. Кроме камней да гнилых листьев на земляном пологе, не попадалось ничего мертвого.
– Ох ма! – вдруг вскрикнул чиновник полиции.
– Что?! Что там?! – эхом взвизгнул испуганный Бородин, который все это время следовал тенью леопарда, не отставая и не открывая рта.
– Белый гриб огромного размера.
– Фу ты… Разве можно так пугать, Родион Георгиевич! Я уж подумал, что… У нас их тут много бывает в урожайный год. И в лес ездить не надо.
– Что же подумали?
– Не знаю, может, руку или голову нашли…
От такой находки Ванзаров бы не отказался. Но убийца не захотел облегчить розыску дело. Следовало признать: удаление глаза произошло в неизвестном месте, находящемся от особняка на неизвестном расстоянии, и при этом нахождение самого тела также печально неизвестно. Судя по всему, преступник не крался к дому по зарослям, чтобы коварно подбросить глаз в варенье, а преспокойно подъехал или подошел по дорожке, заглянул во двор и испортил кухарке готовку. Было в этом что-то омерзительно простое и примитивное.
И все же поход в траву дал неожиданный результат. Решительным шагом, при котором уже надо придерживать шашку, приблизился местный городовой Лялин и строгим тоном потребовал отчет: по какому делу двое господ приличного вида, даже не пьяные, шляются вот уже с полчаса по окрестным кустам, словно потеряли что-то. А может, замышляют противозаконное.
Ответа Лялин не дождался, а самому отвечать пришлось и даже вытянуться смирно, когда узнал, какого господина посмел обеспокоить. Похвалив за бдительность, Ванзаров расспросил о перемещениях в округе неопознанных или подозрительных лиц сегодня утром. Городовой доложил, что находился на посту, как и полагается, с седьмого часа, за всем, конечно, не уследишь, участок большой, но, по его наблюдению, никого подозрительного не было. Потому как народу-то почти и не было. А кто проходил – так все свои, местные. Родиона подмывало вытащить глаз, но, пожалев нервы Лялина, отпустил постового с миром.
На заднем дворе было по-прежнему: медный таз прикрывал улику, ни одного домашнего не объявилось.
– Испугались, приходят в себя, отсиживаются по комнатам, – пояснил Бородин.
– Сколько держите прислуги?
– Сейчас только кухарка Тонька и лакей Орест. Скоро вернутся конюх Митька, дворовый работник Никодим, он же истопник и плотник, и еще горничная Дарья. Мы их на лето к родне в деревню отпускаем. Аглае приходится за троих управляться.
Вынув пока единственную находку, Ванзаров предался созерцанию. В водке глаз чувствовал себя превосходно, смотрел на чиновника полиции, широко раскрыв… вот ведь проблема: что бы глазу широко раскрыть? Ну да ладно…
Как опытный экспериментатор, Родион взболтал содержимое. Глаз послушно запрыгал шаловливым мячиком. От такого исключительного зрелища Бородина охватило чувство омерзения. Он предательски булькнул.
– Экий вы нежный, – задумчиво проговорил Ванзаров, хоть и его слегка подташнивало. – Пора взяться за свидетелей.
– За кого? – спросил Нил Нилыч, глубоко и медленно выдохнув.
– За ваших домочадцев попрятавшихся. Надеюсь, позволите?
– Конечно… Раз надо… Только умоляю: спрячьте куда-нибудь эту гадость. Не пугайте маменьку и Аглашу.
Ванзаров пообещал, но тут же выставил банку вперед:
– И все-таки: вам никого не напоминает? Может, вспомните?
Нил Нилыч охнул и стремительно удалился в дом.
7
Прибытие поезда братьев Люмьер открыло эру кинематографа один раз и надолго. А вот прибытие паровоза из Первопрестольной в Имперскую открывает сезон охоты каждый день. Безжалостные хищники слетаются стаей, ждут в нетерпении и, стоит появиться несчастным жертвам, набрасываются гуртом, вырывая сочные куски. Каждый извозчик знает: ловить приехавших прямо с поезда – дело выгодное. Попав в большой город, пассажир подобен слепому котенку. Вот тут-то его и надо брать тепленьким. А потому в назначенный час у площади Николаевского вокзала собирается целый эскадрон пролеток, сами извозчики дежурят у выхода. И на перроне за руку хватали бы, жаль, не пускает полиция. Но этого места бывает достаточно. Жертва сама идет в пасть.