Щелчок. Уэнделл делает снимок обеспокоенного председателя, который пытается объясниться.
— Мэм, цены растут. В стране общий спад экономики. Некоторые из этих проектов начались как ремонтные, это видно из распространенного здесь заявления для печати… — Щелк. Председатель машет заявлением. — …но ремонт превратился в широкие работы по реконструкции, и здесь возникли структурные проблемы.
Уэнделл наблюдает, как увеличенная видоискателем разъяренная женщина кричит:
— Кто надзирает за вами, когда аннулируется проект?
— Как я уже объяснял, закон требует осуществлять надзор, когда мы одобряем работы; при ликвидации этого просто не требуется. Процесс сложный…
— И долбаный! — кричит кто-то.
— …и вот, чтобы избежать подобного рода обвинений, мы наняли независимых экспертов, которые рекомендовали, какие приостановить…
Уэнделл снимает охранника, вытаскивающего женщину из зала, но, в отличие от ликующих репортеров, он хмурится. Его расчет состоял в том, чтобы показать классу, как шаг за шагом принимаются решения по гражданским делам, необходимые для починки расшатанных перил в одной из школ. «Эти перила действительно опасны. Надеюсь, они не урезали финансирование ремонтных работ, необходимых для школы», — думает Уэнделл.
— Можно взглянуть на официальное заявление? — спрашивает он репортера.
Уэнделл листает страницы, а тем временем в зале устанавливается подобие порядка. Он видит с тревогой, что напротив ремонтных работ в школах «Парк-слоуп», Джона Джея и Натана Хейла стоит запись «Приостановлено».
Председатель говорит:
— Нельзя отложить какой-либо проект и не обидеть кого-то. Мы всячески старались облегчить боль и сосредоточить наши доллары там, где они принесут наибольшую пользу. Следующий выступающий расскажет о состоянии дел. Поверьте, имея на кону миллионы, мы не допустим случайных решений.
— Ну да! Скажи это своей бабушке!
Через видоискатель Уэнделл наблюдает, как высокий седовласый человек с папкой в руках — видимо, широко известный: явно независимый эксперт — прокладывает себе путь к микрофону. «Это он посоветовал вычеркнуть мою школу из списка», — думает Уэнделл.
— Мне хотелось бы поблагодарить Филиппа Халла за особый вклад в нашу работу с планом, — заявляет председатель.
ГЛАВА 9
Телекомпании всего мегаполиса бесперебойно ведут рассказ про «оскорбленного киллера». Канал-2 показывает сделанный с воздуха снимок Центрального парка, а диктор спрашивает: «Неужели один из красивейших парков Нью-Йорка осквернен убийством?» Канал-5 отводит важнейшее место фотографии дома Воорта: «Будут ли сегодня вечером убиты еще двое?» Эн-би-си передает снимки, где Габриэль Вьера и Филипп Халл сняты в профиль.
«Полиция советует оставаться дома, — говорит ведущая. — И это крайне скверно, потому что прогноз погоды на нашем Эн-би-си предвещает ясный, звездный вечер».
Отвечая на звонок Пола Сантини, Воорт стоит в коридоре школы Натана Хейла возле кабинета Артура Бирнбаума, а тем временем директор пытается связаться с преподавателями в надежде раздобыть адрес Уэнделла Ная.
— Ваш учитель оказался о-чень интересным человеком, — произносит Сантини, и новая нотка в его голосе, хочется верить, говорит Воорту, что этот детектив не просто оказывает любезность Еве — он тоже волнуется.
— По словам пожилой дамы, он попал в больницу «Мэймонидс», — продолжает Сантини, — и провел там две недели. Но ведь он так и не сообщил о несчастном случае. Грузовик сбивает его, а он так и не звонит в полицию? Я вас умоляю.
— Но если его отправили в больницу, то раны были настоящие, — хмурясь, говорит Воорт. — Что еще у вас нового?
— Никакого полицейского рапорта, никаких проблем с кредитами, никаких судебных разбирательств. Идеальный гражданин, который бросил работу, развелся с женой и ушел из семьи. Однако у нас есть его нынешний адрес — нам дали его в компании «Мотор вехиклс». Кстати, лечащего врача зовут Виджей Мэтур. Сейчас он на работе, в больнице, — мы проверили.
— А бывшая жена?
— Путешествует в Турции.
Оказывается, Най живет всего в семи минутах езды на скоростной патрульной машине, в миле от юго-западной стороны парка. Этот захудалый районишко населен русскими иммигрантами, негритянскими семьями, выбравшимися из трущоб, недавно появившимися тунисцами, мексиканцами, пакистанцами и белыми пенсионерами, многие из которых проживают здесь со времен корейской войны.
В местном отделении «Вестерн юнион» толпятся люди, желающие перевести деньги на родину. Частное почтовое отделение обслуживает тех, кто переводит чеки в банки, а не держит их дома. Супермаркеты выставили на продажу окорока, куриные ножки, черные бобы. Афганский ресторан призывает: «Поздние обеды во время Рамадана».
— Даже если это наш парень, то откуда он узнал, что я пошел не в ту квартиру? — спрашивает Воорт, пока Мики ставит машину. — Как он узнал имя полицейского, которого никогда не видел?
Дом Ная из красного кирпича и такой же безликий, как советские «хрущобы», похожий на все дома этого квартала. Единственная разница — в адресе на входной двери. При нажатии кнопки 1-С Най не отвечает — это было бы слишком удачно, — но отзывается комендант дома.
— Да. Да. Полицейские. Все будет сделано за пять минут. Время в Нью-Йорке надо отсчитывать по пятиминуткам. А может, жилец спит?
Вскоре из дверей коридорного лифта выползает мужчина — его походка словно предназначена для того, чтобы разозлить полицейских. Шерстяные брюки с заплатками поддерживаются подтяжками, а заодно и брюхо, а также майка. Большие ноги втиснуты в шлепанцы. Когда комендант открывает дверь прихожей, от него несет, как из пивного бара.
— Вам нужен Най? Зачем?
— Есть вопросы, — отвечают Воорт и Мики по дороге к лифту. 1-С оказывается в подвальном этаже, между прачечной и котельной. Помещение не отапливается, но температура приемлемая. Мусорные ведра и баки для отходов, подлежащих переработке, стоят вдоль закутка из шлакобетона, воняет помойкой, дезинфекцией, лиазолом, крысиным ядом и клубникой.
— Уэнделл! — Комендант стучит в дверь и пожимает плечами. — Наверно, на работе. Он чернорабочий.
— Открыть можете?
Комендант вытирает большой нос рукавом.
— А я думал, вы только хотите поговорить, — с хитрым видом произносит он. — Как же вы поговорите, если его нет дома?
Воорт мысленно представляет то, что, на его взгляд, будет находиться по ту сторону двери с облупившейся краской: газетные вырезки, фотографии жертв, скомканные записки в мусорной корзине, пряди волос, ДНК которых можно будет соотнести с кусочком кожи.
— Открыть можете? — повторяет Мики.
— Могу, если хочу потерять работу. Мне нужен ордер. Такие вот указания руководителей компании «Устинов риелти», именно им принадлежит дом. Их мотали по судам в прошлом году из-за дела с наркотой. Тогда полицейские тоже просто хотели поговорить. А на этот раз в суде могу оказаться я. — Комендант потирает подбородок. — Позвоните Устиновым, но не факт, что вам ответят. Оставьте сообщение, но не факт, что отзовутся.
— Окно у Ная есть?
— Выходит на аллею. Но он опускает шторы, чтобы всякие извращенцы на него не смотрели.
— Везунчик, позвони насчет ордера, — говорит Мики. — А вы, — обращается он к коменданту, — покажите мне окно.
Из прачечной доносятся трубные звуки телевикторины, а Воорт дозванивается до Евы, которая переключает его на комиссара Азиза, чтобы решить вопрос об ордере. Обычно он связывается по этому поводу с судьей, но сегодня Азиз — мистер Гражданские Свободы — хочет внести ясность в любой щекотливый вопрос. Ожидая, когда комиссар окажется на связи, Воорт быстро проводит ладонью по двери, словно информация может войти в него через космос, словно, касаясь латекса, можно впитать какие-то сведения через дюймовый пласт дерева.