— По крайней мере это не его снимки, — говорит Мики.
— Ты всегда видишь хорошее.
Воорт снова включает магнитофон. Помехи. Он опять ставит пленку «Ричи».
На этот раз с Ричи говорит другой мужчина.
Ричи: «Ей не терпится снова увидеть вас».
Мужчина: «Если бы моя жена так трахалась, я никогда не уехал бы из Гарден-сити. Сколько ей платят твои парни?»
Ричи: «Порядочный человек об этом не говорит! Однако есть одолжение, которое вы можете нам сделать».
Помехи. Запись на проклятой пленке варьируется от великолепного звука до просто убийственных помех. Затем Воорт понимает, что помехи на обеих пленках похожи.
— Это помехи? — спрашивает Воорт Мики.
— Нет, Кливлендская симфония.
— Я серьезно. Все то же самое. Послушай — высокие, низкие, высокие. Ритмично.
— Наверное, в животе бурчит.
— Мики, — обрывает Воорт, — ты слышал когда-нибудь о «белом шуме»?
— Хочешь сказать, что это шум, похожий на волны? На лес? На дождь? По-твоему, это генератор «шума»?
— Я просто говорю, что один и тот же звук повторяется снова и снова, и возникает всякий раз, когда мы готовы услышать что-то важное.
— По-моему, тебе неплохо было бы вздремнуть.
Воорт открывает нижний ящик шкафчика, и дыхание его замирает при виде коричневых папок. Он просматривает наклейки.
«Ричи». «Дуги». «Айнвуд».
Но все они пусты.
«Что за…»
Воорт открывает папку под названием «Ривердейл».
— Фото, — констатирует Мики нахмурившись. — Что это? Дом? Отвесная скала или стена дома. Одно из двух — или Уэнделл — худший фотограф на свете, или я в художественной галерее Макса Протетча. Убийца-авангардист. Только этого нам недоставало.
Воорт пробует разглядывать снимки с разных сторон. Но чем больше они с Мики разбираются, тем меньше становится смысла.
— Я бы сказал, что фотограф лежит на земле и снимает под дождем. Видишь? Капли дождя на объективе. Вот нависает крыша. Это дом в стиле Тюдоров! Вот деревянный… по камню.
— Папка «Бруклин» пуста, — говорит Мики.
Воорт открывает папку «Путешествия», и сердце екает.
На этот раз перед ним длинный ряд снимков Габриэль Вьера с Шестой авеню. Понятно, что обреченной женщине и в голову не приходит, что она в видоискателе. Воорт видит, как Габриэль исчезает в здании, где будет убита. Габриэль садится в машину. Прогуливает в парке крошечного белого пуделя.
— Буду минут через двадцать, — говорит Ева в ответ на их звонок. — Неплохая работа, Воорт.
Спустя пару минут начальство уже в пути, а Воорт находит в мусорной корзине черновик письма «оскорбленного убийцы». Там же лежит и папка с надписью «Халл», в которой содержатся подробные записи о ежедневных ленчах жертвы в Центральном парке, плюс карта Ривердейла, в Бронксе — несколько улиц выделены желтым цветом, но не пересекаются.
— Мы достали его, — говорит Мики.
— Да? И ты видишь его?
— Передохни, Везунчик.
— Где же он? — произносит Воорт.
«Когда мертвые возвращаются, они выглядят как живые, но мозг, сердце и кровообращение у них иные. У нас, мертвых, другие мысли. Умерев единожды, мы уже не боимся умереть снова. И отчасти это делает нас свободными».
В 19.06 отец Дуглас Дэли, так значится в его водительском удостоверении, возвращается на Вторую авеню, после того как полчаса назад секретарша Эйдена Прайса сообщила ему, что Эйден задерживается, и поинтересовалась:
— Вы не против подождать? Вас не затруднит вернуться?
«Конечно, я был против, но сказал, что просто пройдусь вокруг. Так в намеченном плане возникло дополнительное время. Если мертвые чем-то и отличаются, так это умением планировать».
Уэнделл останавливается около здания, чтобы завершить мысль.
«Вот почему мертвые, возвращаясь, приносят с собой одну-единственную мысль: а ведь такого с ними не было, когда числились живыми. Им безразлична еда, питье, забота о семье. Отвергая все это, мы сосредоточиваем энергию на планах. Время — пустяк по сравнению со стремлением довести все до конца, а именно она и влечет мертвых к жизни».
Отец Дэли показывает удостоверение личности духовного лица частному охраннику в вестибюле.
— Можно попросить вас снова открыть дипломат, святой отец? Извините.
— Не стоит извиняться. Вы внушаете мне чувство безопасности, — улыбается священник, показывая сложенную газету, Библию и пузырек со «святой водой». Охранники в нью-йоркских зданиях, как он заметил, никогда не обыскивают посетителей, а значит, этот не найдет засунутый за пояс «глок», который потом обратно ляжет в дипломат.
— Что у вас с головой, отец?
— Мне нанесли удар во время грабежа нашим же серебряным подсвечником.
— Грабить священника. Мерзкое дело.
Промахнув пост охраны, отец Дэли переминается, а из прибывшего лифта тем временем выходят рабочие.
В этот час Уэнделл единственный, кто поднимается наверх.
«Я не слишком много болтаю? — говорит он в лифте, оставшись наедине с самим собой. — Нуда, мне лестно сознавать, что всякое мое высказывание будет позднее проанализировано целой армией психологов, социальных исследователей и репортеров; все они постараются разобраться в том, как одна-единственная цель поворачивает вспять смерть».
На указателе этажей — пятнадцатый.
Песня «Повяжи желтую ленту», звучащая в лифте, заглушает не только гул лебедок и канатов, но и стон механизма лифта, который борется с притяжением и поднимает Уэнделла все выше и выше.
«Но посреди этого одномыслия, должен признаться вам, будущие слушатели, меня поразило, что даже в мертвеце чувства меняются. Я говорю о тебе, богатенький. Видишь ли, именинник, ненависть моя к тебе иная, чем к другим людям…»
Тридцать шестой этаж.
«…потому что тебе полагается отличаться от них. Продолжим позднее. Я добрался до тридцать восьмого этажа».
Коридор в этот час пуст, по обеим сторонам запертые двери кабинетов и открытые туалетные комнаты. Нажимая кнопку звонка и входя в приемную Эйдена Прайса, Уэнделл напоминает себе: «Кроткий вид».
В книге издательства «Пингвин» «Завершение сделки» советуют: «Когда вы приходите на деловую встречу, то тем самым выходите на сцену. Исполнение роли означает, что ваши позы, речь и мимику следует передать изображаемой личности. Кто вы — почтенный проситель, самоуверенный конкурент или робкий будущий партнер? Создайте образ, который соответствует роли».
«Это, быть может, самая опасная роль сегодня. Будь осторожен».
Слегка сутулясь, отец Дэли подходит к секретарше, сидящей под эмблемой «Охранное агентство службы безопасности „Небесный рыцарь“». В прошлом году лондонская «Таймс» охарактеризовала эту компанию как одну из самых значительных частных фирм Нью-Йорка, занимающихся охраной. Дэли прочел о ней в Интернете наряду с такими компаниями, как «Кролл» и «Бо дайэтл ассошиейтс».
Размышляя над пестрящим знаменитостями списком клиентов, приведенным «Таймс», Уэнделл ожидал увидеть нечто большее, чем роскошь обстановки. Но помещение оказывается абсолютно функциональным, и в нем столько же сексуальности, как в транспортном бюро.
Вместо современного офиса из хрома и кожи или чего-нибудь в стиле Гарвард-клуба он оказывается в помещении Г-образной формы, где жующая резинку секретарша, сидя за небольшим столом, обозревает приемную с парой кресел из кожзаменителя, стоящих друг напротив друга, и кофейным столиком со стеклянной столешницей. Позади приемной отец Дэли видит белые перегородки офисных клетушек, владельцы которых покинули их до следующего дня.
Весьма незамысловато для компании, которая, согласно лондонской «Таймс», охраняет венесуэльское консульство. «Морган Стэнли», «Ситикорп», «Форд» и еще пятьсот компаний наняли на службу бывших полицейских высокого ранга, ушедших в частные охранные агентства, чтобы раскрывать мошенничества, защищать руководство и разрывать сети промышленного шпионажа.