«Нетнетнетнетнет!»
— Я бы скорее нашел «ничего», чем «что-то», — заверяет полицейский по имени Воорт. А мужчина постарше почтительно говорит:
— Дама, я всякий раз возвращаюсь ни с чем.
Разве они не проверяют адрес, прежде чем войти?
Да нет, не проверяют, потому что теперь полицейские треплются в ожидании штруделя. Должно быть, миссис Мур отправилась на кухню.
Уэнделл чувствует прижатый ко лбу глушитель, а ужасный смех за стеной продолжается.
— Едешь с кузенами на стадион Ши, Воорт?
— Да, как и каждый год в свой день рождения.
— Думаешь, «Метсы» сделают «Эйгьюлэр»?
— «Манхэйм» не умеет отбивать мяч. Да еще, если в первый раз публика освищет их, они начнут злиться. В высшей лиге им делать нечего.
«Этого не может быть».
— Два пива… две сосиски с кетчупом и перцем.
Чужак облегченно вздыхает.
— Конрад, может быть, нам следует проверить другие квартиры?
Но Воорт не будет этого делать — он хочет успеть на бейсбол. И говорит:
— Целыми неделями идут ложные вызовы.
И вот возвращается миссис Мур, обращаясь к посетителям тоном миловидной пожилой дамы — это заменяет ей флирт:
— Зиплок для вас и для вас, офицер. Только не съедайте весь сразу, иначе будет плохо с желудком.
Спустя некоторое время из квартиры соседки уже не слышны звуки. Человек в маске отходит от окна, и его походка становится легче. Под маской, знает Уэнделл, он улыбается.
— Если расскажешь кому-нибудь о случившемся, — говорит мужчина, подбирая фото Марсии с Беном и пряча в карман, — я вернусь. Покажись врачу. Ты действительно ничего не знаешь, жалкий слюнтяй.
Он идет в ванную и вскоре выходит оттуда в чистых джинсах и желтой ветровке; в руках — пластиковая сумка, которая, видимо, набита грязной одеждой. А вот фотография задерживается в памяти Уэнделла. Кажется, она была снята миллион лет назад. Этот пляжный снимок сделан на Лонг-Айленде. Там шерстяное одеяло и ведерко с бутылками холодного чая. Там игра в мяч на пляже и диск Фрисби. Марсия улыбается Бену.
Полицейский ушел, уехал на свой бейсбол, и с уходом Воорта живой Уэнделл — вернее, та часть его, которая не болит, — умирает. Последний удар был нанесен полицейским. Существующее зло всегда ниспосылалось, но до сегодняшнего дня Уэнделл думал, что люди заинтересованы в борьбе с ним.
«Я должен бросить Марсию и Бена; нельзя им ничего рассказывать, нельзя рисковать — иначе этот человек решит, что я проболтался».
Когда незнакомец снимает с Уэнделла наручники, тот шепчет:
— Я был учителем.
И все-таки с самим собой он говорить может.
Так отныне и будет.
ГЛАВА 12
— Заходи, командир, — говорит Эйден Прайс шесть лет спустя.
Голос низкий и угрожающий — именно таким Уэнделл его и помнит. А лицо поразительно доброе, несмотря на дрожь от страха, который несет присутствие Прайса. Уэнделл идет к хорошо одетому секьюрити, поднимающемуся из-за стола тикового дерева в дальнем углу кабинета. Круглое улыбчивое лицо и аккуратная песочного цвета бородка придают оттенок достоинства. Крепко сбитое тело, двубортный костюм с иголочки от Сэвила Роу распирают бицепсы. Глаза — единственное, что видел Уэнделл до сегодняшнего дня; мигающие и голубые, они донимали его в кошмарах.
— Долбаные сенаторы воображают, что они боги, — говорит Прайс; рукопожатие твердое и радушное, но неприятное. — Они звонят, и тебе положено все бросить. Простите, что заставил ждать.
— Это не повлияло на мои планы, — говорит отец Дэли, садясь по другую сторону стола и стараясь не обращать внимания на барабанный бой сердца. — В ближайшие два часа с небольшим меня нигде не ждут.
За окном тридцать восьмого этажа по всей Второй авеню сияют небоскребы, Уэнделл мельком видит Ист-Ривер, световую арку моста Куинсборо в сторону севера. Под окном проскальзывает чей-то личный вертолет.
— Перейду прямо к делу, мистер Прайс. У меня маленький приход близ Тампы, — начинает Уэнделл, поднимая дипломат на колени и чувствуя тяжесть «глока», пристегнутого внутри на ремешке. — Один мой прихожанин владеет успешной компанией, которая разрабатывает программное обеспечение. Сейчас он известен по всей Флориде, но предпочитает вести дела с осмотрительной фирмой, расположенной за пределами штата. Так или иначе, я ехал в Нью-Йорк, и этот прихожанин просил меня разузнать, не сможете ли вы помочь.
— Как он узнал о нас? — спрашивает Прайс, кладя руки на стол и улыбаясь.
— Рекомендовал один из ваших клиентов. — Уэнделл чувствует, как на спине выступает пот. — Мой друг — теперь я буду звать его Томом — благословлен прекрасной семьей, красивым домом и финансовыми успехами. Некоторые люди забывают про свое прошлое, когда случается такое, но Том всегда старается держать связь с общиной.
— Судя по вашим словам, это достойный человек, — говорит Прайс.
«Вероятно, Прайс слышит такого рода брехню от воров, педофилов и растратчиков десяток раз в год», — думает Уэнделл. Но они же ему платят, поэтому кому какое дело?
— Если бы не Том, мы никогда бы не смогли поддержать деньгами атлетическую программу для молодежи, — говорит Уэнделл, щелкая правым замком кейса.
Первоначально он хотел войти в кабинет и сразу начать стрелять, но пистолет выпирал из-под куртки, да и прочитанные статьи о Прайсе заставили его передумать.
— Мне знаком ваш голос, — замечает Прайс, наклонившись вперед и чуть отталкиваясь руками, чтобы они оказались ближе к верхнему ящику стола.
— Может быть, исповедовались мне когда-то. Иногда мне доводится бывать в Нью-Йорке — нет-нет да и отслужу мессу.
— Я не католик. Кроме того, свобода вероисповедования, помните?
— Тогда, может быть, слышали по радио. Иногда меня приглашают в программу «Час Неба».
— Я больше слушаю «Час Синатры», — дружелюбно говорит Прайс. — Продолжайте, пожалуйста.
Уэнделл снова чувствует запах одеколона «Пако Рабанн», видит, как двигается кадык, и вспоминает предупреждения журнала «Знаток вин» насчет Прайса: «Этот специалист по оружию и боевым искусствам выглядит расслабленным, но не дайте себя одурачить. Три года назад „источник“ в деле о растратах оказался киллером, которого наняли застрелить Прайса. Тот едва избежал встречи со смертью в парке. Спасли Прайса его поразительные рефлексы».
Вот почему Уэнделл выбирает беговую дорожку вокруг дома и офиса: чтобы расслабить Прайса.
В статье также говорилось: «С тех пор идеальный охранник превратился в нового городского Уайатт Эрпа и стал похож на своего легендарного предшественника — картежника и авантюриста. Что касается поведения, то он ошивается по ресторанам. „Когда встречаю новое лицо, то всегда вооружен, — так говорит наш любитель каберне и совиньона, знаток месяца Эйден Прайс. — Я никогда не расслабляюсь, пока не узнаю, кто сидит в двух шагах от меня“».
Загроможденный кабинет выставляет напоказ связи, достижения и хобби своего хозяина. Кофейный столик и стенка из того же тикового дерева, что и письменный стол. Стены увешаны самыми разными большими фотографиями: Прайс и вице-президент Дик Чени на теннисном корте; за столом у киноактрисы Элани; с Элани, израильской теннисной звездой, руководительницей бродвей-скогохита «Обещания, обещания». Пластинки и дощечки, свидетельствующие о шедрой поддержке Прайсом Фонда 11 сентября и Национального института рака. Кубок по гольфу и «Максфлай» лежат на плюшевой подушечке, а на полке стоит фигурка «Команчи с волынкой». Уэнделл бросает взгляд вниз и с испугом замечает нечто упущенное им с самого начала, то, о чем ничего не говорилось в статьях. Собачьи игрушки. Изгрызенная резиновая кость, разодранный теннисный мячик, все еще влажный, после того как с ним играла собака. Миска с водой в углу под фотографией Прайса с огромным ротвейлером.
Где же пес?
Телевизор с плоским экраном стоит недалеко от снимков, идет трансляция бейсбольного матча «Метсов». Звук выключен, но «Метсы», кажется, побеждают. Их новая звезда, Берни Васко, только что сделал хомер и, обходя третьего бейсмена, приветственно машет болельщикам.