Он молча надел шляпу.
Когда мы подошли к берегу, там стояла толпа рыбаков и женщин и слышался невнятный гомон.
Дробовский вздрогнул и, пробормотав что-то неясное, пошел назад торопливо.
Я подошел к толпе. На берегу лежало тело Кетевани Георгиевны. Я увидел прядь рыжих волос на затылке, линию шеи и руку, нежную и тонкую. Платье было опутано морской травой.
УПЫРЬ[42]
А. А. Бел-Конь-Городецкой[43]
Получили, наконец, бумагу: Наташу принимают в пансион на казенный счет.
Надо было радоваться, но мама заплакала и стала просить папу не отдавать Наташи.
Папа сердился.
— Но ты пойми, — говорил он с дрожью с голосе, — но ты пойми, что не сегодня-завтра я умру. Что будет с девочкой?
Папа говорил правду, но маме казалось, что если около нее не будет этой девочки с мягкими, чуть вьющимися рыжеватыми волосиками, с большими изумленными глазами, с маленькими неокрепшими плечиками, жизнь станет похожа на серую паутину, и нечего будет делать, разве замотаться в паутину и уснуть мертвым сном.
Решили написать две записки: «оставить дома», а другую «в пансион». Положили записочки на ночь к образу Николая Чудотворца.
Утром Наташа сама вытянула записочку — «в пансион». Она плохо себе представляла пансион и думала только о том, как, должно быть, интересно ехать по железной дороге. Она никогда по ней не ездила. Один раз только, когда встречала дядю, она была на вокзале и видела паровоз — с двумя красными глазами, как у соседнего сенбернара.
Но вот, наконец, мама везет девочку в губернский город из их уездного захолустья.
Выехали поздно вечером. Из окна ничего не видно; зеленеет только фонарь на линии. Станции пугают гулкими звонками.
В вагоне старуха, желтолицая, угощает Наташу конфетами, в глазах у старухи играют огоньки.
Рассказывает старая сказку про упыря. Губы у него красныя, лицо белое, как будто в муке; приходит по ночам к людям и сосет кровь.
Наташа жмется к маме, — и мама сердито смотрит на старуху.
— Разве можно детям рассказывать такие вещи?
— А что ж вы, сударыня, меня не предупредили?
— Да почем же я знала, что вы про такое будете говорить?
— Я, сударыня, сразу сказала: упырь. Известное дело, что такое упырь.
— Ах, Боже мой! Забыла я, что значит упырь.
— Забыли. А вы не забывайте. Может, и вам придется с упырем встретиться.
Наташа плачет.
— Не плачь, детка моя, — говорит мама, — не плачь. Ложись спать, миленькая. Христос с тобой.
Мама крестит Наташу, крестом отгоняет бесовскую силу, красногубых упырей.
— Защити, Господи, и помилуй девочку Наташу.
Наташа спит наверху. Прямо над головой круглый фонарь в зеленом чепце, как у старухи. И ночью Наташа просыпается и не может понять, кто это смотрит на нее, не та ли старая. А, может быть, сам упырь пришел к девочке.
Ах, страшно жить на этом свете, где бродят упыри, белолицые, красногубые, склоняются над нежным телом и пьют алую кровь несытыми устами.
И страшно Наташе, и не смеет она закричать, позвать милую маму.
На рассвете приезжают в город, — ползет желтый туман по мостовой. Плачется небо на печальную судьбу; по-осеннему приуныли дома и городские сады понуро стоят в туманном утреннике.
— Ах, домой бы, домой.
Остановились у тетки Серафимы. Она ходит с папироской в зубах. Подошла к буфету, стала доставать чайник и пошатнулась.
Дядя жалуется маме, пальцем показывает на тетку Серафиму:
— С утра наклюкалась.
Наташа не понимает, что значит наклюкалась, но ей страшно от этого слова и жалко тетку.
Хочется сказать:
— Тетечка, милая, мне тебя жалко: это ничего, что ты наклюкалась. Это ничего.
После обеда мама с теткой собирались ехать за покупками, но тетя ложится на диван и засыпает.
Она бормочет во сне:
— Еду, еду, еду…
И шевелит ногами: ей кажется, что она едет. Не все ли равно?
В пансионе стены выкрашены охрой; везде пахнет карболовой кислотой; коридоры наводят уныние; в актовом зале портреты государей и купца с медалями, покровителя пансиона.
Наташа ни во что не верит, — ни в охру, ни в коридоры, ни в портреты.
— Ну, прощай, детка. Христос с тобой. На Рождестве возьмем тебя. Будем с тобой на санках кататься.
Мама плачет.
Швейцар седоусый уносит куда-то Наташину корзиночку. У начальницы черные брови срослись вместе — два мохнатых червяка. Бледноликие девочки в коричневых платьицах смотрят на Наташу невеселыми глазами. Повели новеньких в дортуар.
42
Италии: Литературный сборник в пользу пострадавших от землетрясения в Мессине. [СПб.]: Шиповник, 1909.
43