Впрочем, одна куртизанка из Александрии отвлекла на час мысли Христофора от желанной встречи. Эта куртизанка — ее звали Ириною — была весьма красива. У нее были длинные волосы, похожие на червонное золото, и глаза зеленые, как южное море, а стройное тело ее было такое нежное, что Христофор со страхом взял ее на руки. Когда она обхватила его красную шею своими белыми, как лилии, руками и прижалась своею юной грудью к его широкой груди, мохнатой, как у сатира, Христофор почувствовал, что он ступает не совсем твердо и что у него является желание поднять эту Ирину выше, до плеч, и прижаться губами к ее горячим ногам. Но головокружение недолго длилось. А когда куртизанка спросила его, шутя, не находит ли он, что она сейчас похожа на Европу, которая, как известно, переплыла море на не совсем обыкновенном быке, и когда она предложила ему осушить ее ноги в его шалаше, на постели, Христофор угрюмо покачал головою и пригрозил, что бросит ее в поток, если она не перестанет болтать.
Так трудился Христофор.
Однажды в глухую, темную и бурную ночь, когда Христофор спал у себя в шалаше, ему почудилось, что какой-то отрок зовет его. Христофор тотчас же встал и в самом деле увидел на пороге мальчика, который просил перенести его на другой берег.
Христофор дивился, что в такую непогоду мальчик собирается совершить трудный путь, но не стал его расспрашивать, откуда он и куда идет. Он взял мальчика и посадил к себе на плечо.
«Должно быть, я худо спал или болен», — подумал Христофор, когда почувствовал, что ему тяжело нести мальчика.
Однако он побрел через поток. В это время бушевала такая дикая и злая буря, что волны хлестали прямо в лицо Христофору. И небо было совсем черное, и вовсе не видно было берега. Христофор ничего не боялся и шел вперед, хотя ему казалось, что на плече у него не мальчик, а целый храм с сотнями мраморных колонн: такую странную тяжесть он чувствовал, напрягая последние силы.
На середине потока он вдруг изнемог и едва не уронил отрока, но мысль о том, что он должен довести до конца свой подвиг, дабы увидеть Иисуса, заставила его идти дальше.
Наконец он достиг берега и, спустив на землю мальчика, сказал, смеясь:
— Ну и тяжелый ты, однако, мой милый. Я думал, что несу на плечах весь мир.
Тогда мальчик ему сказал:
— Тут нет ничего удивительного, Христофор, потому что ты нес на руках Того, Кто этот мир сотворил. Я твой Господь, Иисус Христос. Я тот Распятый и Воскресший, которого ты искал.
Тогда Христофор поклонился Ему до земли и сказал:
— Верую, что Ты воистину воскрес.
МУЧЕНИЦА АНАСТАСИЯ[60]
Рассказ этот вполне достоверный, потому что записал его сам блаженный Иаков из Воража. Нам посчастливилось достать в Болонье неизданный до сих пор латинский список некоторых глав из сочинения этого автора, замечательного как ученостью, так и праведностью своей жизни. Наш текст, хотя и подробнее опубликованного ранее, но в существе своем не противоречит ему.
Анастасия, как известно, жила по времена Диоклетиана и принадлежала к одному из знатных семейств императорского Рима. Она была воспитана в христианской вере своею матерью Фантастою и блаженным Хризогоном. Будучи выдана замуж против своей воли за известного Публия, она притворилась немощною и отказалась от брачной жизни, Но Публий был человек решительный и, так как он не мог примириться с мыслью, что столь прекрасная женщина увядает без ласк и наслаждений, необходимых, по его языческим понятиям, для удовлетворения естественных желаний души и тела, а, с другой стороны, так как он сам питал к ней нежные и страстные чувства, то он и принял некоторые меры, чтобы узнать, в чем дело, и убедиться по крайней мере, что у прекрасной Анастасии нет вероломного любовника. Публий окружил жену свою шпионами и, спустя несколько дней, вот что ему донес один из вольноотпущенников, следивших за Анастасией.
— Господин! — сказал хитрый и настойчивый шпион, которому Публий обещал немало денег за его гнусные услуги. — Вчера под вечер заметил я, как некая женщина, одетая весьма бедно, появилась на северной крытой галерее твоего дворца и спустилась вниз, где водоем с изображением двух нимф и фавна. Ты думаешь, господин, что я пренебрег этою нищенкою, занятый всецело твоим поручением? В том то и дело, что у меня верный глаз, и я под жалким рубищем всегда угадаю стан патрицианки. «Такие плечи, — подумал я, — и такая поступь у одной лишь богоравной Анастасии». Что мне было делать? Разумеется, я пошел за нею в надежде застать прекрасную госпожу на свидании с любовником.