Я кивнула. Больше говорить было не о чем. Мы обменялись еще парой вежливых фраз, затем я чуть-чуть поболтала с Дуви, у которой на руках барахтался сосунок, и собралась уезжать. Моей самой перспективной ниточки хватило на десять минут.
Разочарованная, я въехала на заправку, чтобы спокойно изучить карту Шривпорта. Очень скоро я разобралась, как проехать от пригородного района, где обитала Дуви, до вампирского бара.
«Клыкочущее веселье» располагалось в торговом центре, рядом с магазином игрушек. Клуб круглогодично открывался в шесть вечера, хотя время появления хозяев-вампиров варьировалось в зависимости от времени года. Фасад здания был выкрашен в серый цвет, на котором горело красным неоном название клуба – «Клыкочущее веселье». Ниже красовалась более скромная надпись, появившаяся позже – «Первый вампирский клуб Шривпорта». Я вздрогнула и отвела взгляд.
Пару лет назад конкурирующая фирма – небольшая группа вампиров из Оклахомы – попыталась открыть аналогичный бар в соседнем Буассе. Но после одного особенно жаркого августа они сгинули и больше не появлялись. Здание, которое они восстанавливали, сгорело дотла.
Туристы развлекались колоритными рассказами и замирали от сладкого ужаса, заказывая по баснословным ценам напитки (обычным официанткам, хоть и одетым в традиционно черный вампирский прикид). Зато при этом им разрешалось глазеть на настоящих (вот ей-богу!) оживших кровососов. Для этого Эрик обязал вампиров своего округа присутствовать в баре, введя график еженедельных дежурств. Многие его подчиненные были не в восторге от необходимости выставлять себя напоказ. В качестве компенсации они получали возможность подцепить пару-тройку фанатов, жаждущих быть укушенными. Правила, разработанные Эриком совместно с департаментом полиции, не оставляли почвы для недовольства со стороны кого бы то ни было. Укусы допускались только в узком кругу с согласия двух совершеннолетних лиц – человека и вампира.
Впереди замаячил торговый центр. Я не раздумывая свернула к служебному входу – мы с Биллом всегда попадали в бар отсюда. С этой стороны здания было видно лишь серую дверь на фоне серой же стены. Трафаретная (от Вэл-Марта) надпись напоминала название клуба. Ниже – скромные буковки: «Только для персонала». Я протянула руку к звонку – но вдруг поняла, что запоры на внутренней двери сорваны.
Дверь была открыта.
Очень, очень плохо.
Хотя вовсю светило солнце, волосы у меня на голове зашевелились и встали дыбом. Внезапно я пожалела, что рядом со мной нет Билла. Смешно – я тосковала не по любви или нежности! Да, Сьюки, дурной знак: вспоминаешь о своем бывшем дружке лишь в минуту опасности.
Хотя с улицы все выглядело как обычно, внутри помещения казались вымершими. Зловещая тишина таила в себе неизведанные перспективы, и они не сулили ничего хорошего. Я наклонилась к серой холодной двери и прислушалась. Самое разумное, что я могла бы сделать – вернуться к своей старенькой машине и убраться поскорее к чертовой матери. Уж больно мне здесь не нравилось.
Я, наверное, так и поступила бы, если б не услышала стон.
И даже тогда продолжала колебаться: может, позвонить в «девять-один-один» и понаблюдать со стороны? Я принялась лихорадочно озираться в поисках телефона-автомата, но такового не обнаружила. Уйти же и бросить человека, который, возможно, нуждался в помощи, просто не могла. Я, конечно, трусишка, но не до такой же степени.
Неподалеку стоял тяжелый мусорный бак. Я передвинула его, подперев полураскрытую дверь. Выждав несколько секунд (вдруг кто-нибудь выскочит!), я решилась наконец войти внутрь. По коже у меня бегали мурашки, но деваться было некуда.
Окна в баре «Клыкочущее веселье» отсутствовали, внутри постоянно полагалось светить электрическим лампочкам. Однако сейчас ни одна из них не горела. Скупой зимний свет едва проникал в холл через приоткрытую дверь, поэтому в зале было совсем темно. Холл открывался прямо в помещение бара, справа располагались двери в кабинет Эрика и в комнату бухгалтеров. Слева виднелся вход в кладовку, там же находились душевые для персонала. Холл заканчивался тяжелой дверью, способной удержать пылких поклонников, ежели таковые попытаются проникнуть в клуб через черный ход. Эта дверь также была открыта – впервые на моей памяти. Дальше лежала темная молчаливая пещера бара. Я с замиранием сердца гадала, не сидит ли кто-нибудь за столиком или в отдельной кабинке.
Я прислушивалась, стараясь даже не дышать. Мои усилия были вознаграждены: спустя несколько секунд я услышала из кладовки слабый скребущий звук, сопровождавшийся стоном. Кладовка тоже была не заперта. В полном безмолвии я одолела расстояние в четыре шага, отделявшее меня от ее двери. Сердце, казалось, колотилось в горле, когда я осторожно потянулась к выключателю.
Яркий свет заставил меня на мгновение зажмуриться.
Белинда, единственная неглупая особа среди знакомых мне поклонников вампиров, лежала на полу кладовки в странной исковерканной позе. Ее ноги были согнуты в двух местах так, что каблуки прижимались к бедрам. И никакой крови – по крайней мере, я ничего не углядела. С Белиндой все было в порядке, если не считать этого ужасного, похоже, пожизненного изгиба ног.
Я осторожно опустилась на колени возле несчастной женщины, не забывая оглядываться по сторонам. Я чувствовала себя очень неуютно в этой комнате, загроможденной ящиками со спиртным и старым гробом, который обычно использовался в качестве стойки на вампирских вечеринках.
– Белинда, – шепотом позвала я. – Белинда, посмотри на меня.
Ее глаза за стеклами очков были красными и опухшими, щеки – мокры от слез. Наконец ей удалось сфокусировать взгляд на мне.
– Они все еще здесь? – спросила я, надеясь, что Белинда понимает, о ком речь. – Люди, которые сделали это с тобой?
– Сьюки, – слабо проговорила она. Я невольно прикинула, сколько же она лежала в таком положении в ожидании помощи. – Слава богу! Передайте мастеру Эрику, что мы пытались удержать их.
Даже в агонии Белинда хранила верность работодателям.
– Скажите нашему хозяину, что мы сражались до последней минуты.
– Но кто это был? – с нетерпением спросила я.
– Колдуньи. Они появились в конце ночи, после закрытия, когда Пэм и Чжоу уже ушли. Остались только я и Джинджер…
– Зачем они приходили? – Я обратила внимание, что Белинда все еще была в черной блестящей униформе: длинная юбка с разрезом, на шее – нарисованные следы укусов.
– Искали мастера Эрика… Кажется, они что-то с ним сделали… и теперь ищут, куда мы его спрятали.
Лицо женщины исказилось от ужасной боли, она замолкла, не в силах говорить. Я же никак не могла понять, что с ней происходит.
– О, мои ноги, – простонала Белинда.
– Но что ты могла им сказать? Ты же ничего не знала.
– Даже если б знала, ни за что бы не выдала нашего хозяина, – сказала она.
– Джинджер тоже где-то здесь? – Но приступ боли был так силен, что Белинда не смогла ответить. Все тело напряглось в жуткой судороге, из сведенного горла вырвался хриплый стон.
Я прошла в офис Эрика, где, по моим воспоминаниям, стоял телефон, и дозвонилась до девять-один-один. Обвела комнату взглядом – кто-то (видать, из резвых колдунов) начертал на стенах красные пентаграммы. Эрику бы понравилось, подумала я.
Я вернулась к Белинде сообщить, что помощь уже близко.
– А что с твоими ногами? – спросила я, страшась услышать ответ.
– Они колдовством сократили задние мышцы у меня на ногах, так что те стали вдвое короче… – и она снова застонала. – О боже, это похоже на родовые схватки.
Для меня было новостью, что Белинда когда-то рожала.
– А где Джинджер? – спросила я, когда боль немного отпустила ее.
– Была в душевой.
Джинджер, славная блондиночка, обычно молчаливая, как камень, все еще лежала там. Не думаю, что ее хотели убить. На девушку наложили такое же заклятье, как и на Белинду – ее ноги и по сей час сохраняли все тот же характерный болезненный изгиб. Но Джинджер не повезло: в тот миг она стояла у раковины и, падая, ударилась о край. Сейчас глаза ее померкли, волосы слиплись от свернувшейся крови, натекшей из ранки на виске.