Будучи инициатором подобных споров, я всерьез требовала от моих партнеров соблюдения определенных правил, и, в конце концов, они спасались от меня бегством. Естественно, в своем общении с ними я использовала свои ораторские таланты, радуясь при этом, словно ребенок. За квалифицированными разъяснениями всегда следовали насмешки и издевки в адрес партнеров.
Никто не сомневался в моей профессиональной компетентности, как и в моих женских качествах. Мне было известно, что друзья, знакомые и коллеги ценят мой профессионализм, мои советы и мою блестящую риторику. Однако, что касалось приглашений провести вечер в баре или отправиться в воскресенье на прогулку, на моем автоответчике постоянно мерцал удручающий „О“.
Мой отец – блестящий человек, умеющий произвести впечатление, и подлинный мастер слова. Только повзрослев, я поняла, что уже в подростковом возрасте пыталась соперничать с ним в ораторском искусстве в надежде когда-нибудь превзойти его. Это мне, в конце концов, удалось, но в своей дальнейшей жизни я незаметно для самой себя продолжала вести себя подобным образом и с другими людьми.
Для меня стало почти повседневностью оскорблять людей и затем отслеживать их реакцию. Только, пожалуйста, не думайте, будто я бесчувственная садистка. Совсем наоборот. Эмоциональная кожа у меня гораздо тоньше, чем у многих моих знакомых, и отказ во внимании и признании я отношу к худшим оскорблениям. Впрочем, я никогда не стала бы говорить об этом с кем-то еще. Я чрезвычайно нежное, чувствительное растение, что-то вроде мимозы, что, естественно, никоим образом не находит понимания в моем окружении. И поэтому я одинока. Разумеется, я умею быть обаятельной и нравиться людям, но миром моих чувств правит стремление к борьбе, спорам, сопротивлению. Другими словами, мне чрезвычайно трудно позволить другим людям заглянуть в мир моих чувств, поскольку я воспринимаю это как свою личную слабость.
Возможно, вы сейчас задаетесь вопросом, с мужчиной какого типа я вместе живу. Мужчина, способный выдержать „строптивую дочь“, в значительной мере обладает женскими качествами. Мой партнер не отличается слишком большой инициативностью и тщеславием. Его достоинство заключается в том, что он является моей противоположностью. Он чрезвычайно заботлив, способен к сопереживанию и умеет сглаживать острые углы, когда я проявляю излишнюю резкость и кто-то обижается на меня. Зачастую я не замечаю этих усилий, поскольку они осуществляются в его приватных беседах с людьми. На работе он также защищает меня и пытается объяснить причины моих вспышек и реакций.
Мужчина, способный выдержать „строптивую дочь“, в значительной мере обладает женскими качествами.
Этим мой нынешний партнер отличается от бывшего, Карла. Тот был „строптивым сыном“, хотя и „скрытым“, так как не отваживался открыто перечить своему властному отцу. Право бороться с ним он уступил мне. Лишь значительно позже я поняла, что это и лежало в основе наших отношений. Карл восхищался мужеством, которое я проявляла в борьбе с его авторитарным родителем, в то время как сам он занимал позицию стороннего наблюдателя. Он был неспособен противостоять отцу, хотя, как мог, поддерживал меня. Со смертью свекра моя миссия завершилась – а вместе с ней и наши с Карлом отношения. Стало очевидным, что они строились на „молчаливом соглашении“, а не на взаимной любви.
Следует сказать, что долгие годы мои мечты об отношениях с мужчинами сильно расходились с реальностью. Когда мне было около тридцати, я даже носилась с идеей полиамории – то есть решала для себя вопрос, можно ли любить одновременно нескольких человек и жить вместе с супружеской парой. С другой стороны, я предъявляла к себе слишком высокие требования и при этом периодически впадала в состояние неконтролируемого смятения чувств. Из этой ситуации я вышла с помощью метода, к которому прибегала всю свою жизнь. Я окунулась в стихию страстной борьбы. „Западня“, которую я сама для себя подготовила, захлопнулась. „Строптивая дочь“, я стала подобна лошади, стоящей поперек конюшни.
У меня такое ощущение, будто в своем развитии – в том числе и профессиональном – я стою на пути у себя самой».
С посторонней помощью Генриетте удалось понять суть заложенной в ней еще в детстве программы. После серии сеансов психоанализа она испытала огромное облегчение, узнав, наконец, саму себя.
Любовные западни
Незамеченное неравенство