— Да, — девушка кивнула.
— Можешь выходить, — смилостивился вампир и зашагал за плетущейся и поникшей Николь, когда она уныло вышла из своей тюрьмы.
Девушка была похожа на оборванку, которая искупалась в крови — волосы превратились в паклю из слипшихся сосулек, платье висело лохмотьями и по всему телу засохшие бурые разводы.
— Зайди и поздоровайся с Патрицией, — строго произнес Августино, когда Николь дошла до лестницы.
— Я не хочу.
— Я не спрашиваю, хочешь ты или нет, — мужчина ткнул указательным пальцем в острую лопатку девушки, подталкивая к двери в свое логово, — я приказываю.
— И мне эти приказы еще сто лет слушать, — Николь слабо открыла дверь и зашла в покои вампира.
Ничего не изменилось. Братец так и не купил телевизор для сестрицы, которая прекрасной куклой сидела перед утомленной голодом и болями по всему телу Николь. В руках Застывшей был зажат подаренный смартфон, и выглядела средневоковая кокетка с современным гаджетом очень странно и нелепо.
— Привет, — девушка слабо перебрала в воздухе пальчиками и выдавила кривую улыбку.
На место злости пришло тупое и вялотекущее раздражение. Ее бесила Патриция, Августино, стоявший грозной скалой за ее спиной, изысканное старье вокруг и она сама.
— Пока, — Николь развернулась на пятках и поплелась к дверям, обходя вампира как каменную статую.
— Не обижайся, — Августино чмокнул куклу в лоб, — ты тоже пыталась выгрызть мне горло.
Николь тяжело поднялась по лестнице, злой старухой прошла мимо восторженной Самиды и тревожного Арни, не поздоровавшись, потому что они пахли жизнью и сладкой кровью, которую она все равно от них не получит — Августино бесшумно следовал за ней и был готов в любой момент скрутить рабыню в бараний рог.
— Я могу остаться одна? — Николь остановилась в дверях, не поворачиваясь к молчаливому вампиру, — ты меня раздражаешь.
— Я знаю, — проворковал Августино, — не затягивай, золотце. И без глупостей.
— Самую большую глупость, я уже совершила, — со вздохом негодования она скрылась в своей комнате.
Даже горячая вода вызывала в ней досаду, а вкусные шампуни и мыло удручали мягким и нежным ароматом — она должна пахнуть смертью и гнилью, а не лепестками белых роз. Вот ради чего она бежала вперед — свербящего в груди чувства ненависти ко всему миру. Теперь Николь хотела убивать и причинять страдания, чтобы другие почувствовали эту гадливую обиду, которая лишала ее радости и веселого помешательства.
Девушка смотрела в зеркало и хотела изрезать на тонкие полоски элегантное коралловое платье до колен, которое выгодно подчеркивало ее хрупкость и бледность как у фарфоровой куколки. Николь ненавидела себя за то, что струсила перед смертью и стала жалкой дрянью, которой все помыкали и использовали в грязных интересах, а она радостно потворствовала всему безобразию.
— Наслаждайся, золотце, — она оскалилась в зеркало и пригладила полы пальто, — ты ведь этого хотела.
Она спустилась под пристальными взглядами Самиды и Арни вниз и молча направилась к входным дверям.
— Ты язык проглотила? — юноша вышел вперед, — тебя вежливости так и не смогли научить?
Николь обернулась и уставилась горящим взглядом на бьющуюся венку над воротом рубашки. Зачем ехать в город, если здесь есть то, что нужно? Юная и сильная кровь.
— Не ругайся, — Самида шагнула к девушке с раскрытыми объятиями, — ты прекрасна, Николь.
Фамильярка обняла подругу, которая ткнулась носиком ей в шейку, вдыхая запах молодого тела. Один укус, и даже Августино не сможет расцепить ее челюсти. Слабые и глупые фамильяры, у которых сердца так громко бились и дразнили голодную бедняжечку с клыками во рту. Это они виноваты в страданиях Николь, две мелкие мрази, живые и счастливые, а она больше никогда не испытает эйфорию смертного бытия.
— Что ты там бурчишь, Николь? — Самида была испугана, но не вырывалась из крепких объятий.
— Я тоже хочу быть живой, — девушка яростно слюнявила шею своей жертвы, — крови хочу, много крови!
— Смотри-ка, — насмешливый голос Августино заставил Старшую вздрогнуть в руках девушки, — не укусила.
— Такая сладенькая, — Николь болезненно простонала в плечо Самиды, которая была очередной беспринципной проверкой вампира. Она коснулась кончиком языка хрупкой ключицы, — сахарная косточка.
— Августино, — Старшую начало трясти мелкой дрожью, — мне страшно. Я могу идти?
— Я еще не налюбовался, — съехидничал вампир.