Николь отключила мозг до лучших времен и подползла к хозяину, ткнувшись лбом в колено:
— Муррр, — она потерлась щекой о бедро Августино и бархатно повторила, — муррр!
Как же она была голодна! За каплю крови она продаст душу не только вампирам, но и всем языческим богам всех верований и религий.
— Ты моя девочка, — Августино почесал Николь за подбородок, наклонился ближе и слабо дернул за зажим на соске, — Милая Ники!
В глазах девушки помутилось от резкой боли, и она вся сжалась, зажмуриваясь:
— Мя… — она судорожно вздохнула, — мяу!
— Давно стоило завести кошку, — мужчина поставил миску на пол и когда она склонилась над благословенной кровью, оперевшись на локти, он схватил шикарный хвост за основание и мягко потеребил его, — кошечки кушают аккуратно, Ники, язычком лакают, а не всасывают как коровы.
— Мяу, — Николь тряслась над миской голодным и обезумевшим чудовищем. Для нее больше ничего не существовало, кроме крови, ради которой можно и в кису поиграть
— Она не царапалась? — Августино лениво прошел по комнате и сел во главу стола, больше не обращая внимания на своего питомца, — кошки должны быть ласковыми, иначе какой в них толк?
— Нет, — Самида хрустела листьями салата, — не царапалась.
Арни пялился на вздернутый зад Николь и ее белый хвост между ягодицами как зачарованный, изредка прикладываясь к вину.
— Я тоже люблю кошек, — он жадно отправил в рот кусок мяса.
Николь плакала от жажды, но не смела ослушаться Августино. Она аккуратно макала язычок в сладкую кровь и торопливо прятала его во рту, который был высушен до состояния старого пергамента. Какая пытка! И какой отличный урок для юной вампирши, которая должна научиться растягивать удовольствие от скудной порции.
— Арни, — Августино щелкнул пальцами, чтобы отвлечь фамильяра от лицезрения “кошечки”, — ужин стынет.
— Прости, — юноша уткнулся в тарелку весь пунцовый от возбуждения.
Николь дочиста вылизала миску и чувствовала себя обманутой — в ее тарелке не было ни капли крови ни Августино, ни другого жестокого извращенца. Вампир хотел видеть в своем доме милую и нежную кошечку, и Николь с мурлыканьем и растущим возбуждением подползла к хозяину и положила голову на его колени, выпрашивая его крови.
— Муррр, — ее не волновали болючие зажимы, которые лишь слегка отвлекали от голода, — муррр!
Николь не вслушивалась в пустые разговоры за столом, потому что они были ей неинтересны. Она терлась о колени Августино, о его ладонь и урчала настоящей домашней кошкой, выпрашивающей лакомство у строгого хозяина. Вампир бросил пренебрежительный взгляд на девушку и со вздохом прокусил запястье. Самида передернулась от влажного неприятного звука и спрятала взгляд, не желая смотреть на стекающую вязкую кровь.
— Мрря-рмяу-ррр, — Николь перебирала от нетерпеливости кулачками по полу, но Августино не торопился опускать к ней надкусанную руку.
Вместо этого вампир отодвинулся от стола, откинул полы халата и под судорожным взглядом Николь щедро окропил эрегированный член своей кровью.
— Самида, — он кивнул на Арни, — сделай мальчику приятно, а то он дуется, что ты играла с Ники, а не он.
Юноша воспарил от благодарности к милостивому Господину, который облизал запястье и потянул Николь за поводок, размещая отупевшую от голода и похоти “кошку” между своих ног.
Девушка аккуратно и боязливо коснулась языком окровавленной мошонки Хозяина и провела им до багровой головки. Осмелев, она старательно вылизала яички, каждую венку и складочку крайней плоти. Когда последнее пятнышко исчезло на жадном языке, Августино грубо схватил Николь за волосы и нагнул над столом:
— Смотри ему в глаза, Ники, — ласково прошептал мужчина и одним толчком овладел ее телом, жестко задрав пушистый хвост кверху.
Николь удивленно мявкнула, глядя в потемневшие от распутства глаза Арни, вжимающего двумя руками голову Самиды в свой лобок.
— С пробкой, — мужчина Августино навалился на охнувшую Николь, — ты еще уже.
Вампир сжал в ладонях небольшую грудь девушки и слегка надавил на тугие зажимы, заставляя жертву дернуться под ним и жалобно застонать с всхлипами, от чего Арни взрыкивал и еще яростнее вминал в себя голову безропотной Самиды. Николь была окутана плотной сетью подчинения Августино, который с рокотом озлобления вторгался в тело, горящее лихорадкой порочного желания. Острые импульсы проходили через соски и клитор в кожу и мышцы, тянущая боль распирала изнутри, но Николь отдавалась сполна страданиями и перекручивала их в пугающее наслаждение — ее всхлипы начали перерастать в стоны и крики вожделения, а ее крепкий зад задорно подмахивал рычащему Августино. Девушка оскалилась на Арни, обнажая клыки, и юноша откинул голову, задыхаясь в крике экстаза.