Когда она кончает, тут же захватывает мои губы в плен, и я поглощаю её стоны своим ртом, всё ещё чувствуя её оргазм. Киска всё ещё пульсирует и сжимает мой член, её мышцы выдаивают каждую каплю из меня.
После в комнате слышны только наше прерывистое дыхание. Её глаза встречаются с моими, на лице появляется улыбка.
— Это было неплохо.
— Это всё, что ты скажешь? — уточняю я. — Только неплохо? Что за разочарование.
— Точно не разочарование, — говорит она, обвивая меня своими ногами. — Хочешь повторить?
— Я создал монстра, — отвечаю, целуя её лоб, затем скулы, щёки. — Тебя ведь теперь не остановить.
— Так не останавливай меня, — мурлычет она. — Продолжай трахать.
— Ты же знаешь, что это не может длиться долго, — я должен её предупредить, но, как только эти слова слетают с моих губ, понимаю, что скорее пытаюсь предупредить себя. Кейт пробирается под мою кожу, и я боюсь, что она меняет меня. Уже поменяла.
— Если мы будем осторожны… — говорит она, её голос становится тихим. Она думает о том, что нас могут застукать, но я не это имел в виду. Я не говорю ей об этом. Вместо этого нежно целую её губы.
— Мы будем осторожны, — шепчу ей. Я напоминаю себе, что должен быть осторожным. С её сердцем и моим.
ГЛАВА 22.
КЭТРИН
Мой отец и Элла вернулись в домик у озера. Сенат ушёл на каникулы три дня назад. Три дня назад весь дом погрузился в приготовления к свадьбе. Он был наполнен людьми: свадебными планировщиками, поварами, стилистами, кондитерами, менеджерами, дизайнерами и политическими советниками отца.
Я надеялась, чтобы свадьбу сорвёт кампания отца, но она сюда очень даже хорошо вписалась. Наверное, всё из-за того, что Элла взяла все мероприятия на себя: она управляет всем с такой же военной тактикой, как и мой отец, отбиваясь от нападок предвыборной кампании.
Колтер и я трахались. Я имею виду, реально трахались. Но теперь мы были как кролики. Мы трахались всё время.
Когда мой отец и Элла всё ещё были в Вашингтоне, Колтер принялся за выполнение своего обещания, он отвёл меня в столовую после ухода Роуз и, устроившись между моих ног, похоронил своё лицо между моих ног, пока я лежала на обеденном столе.
У нас был вечерний секс у причала возле озера.
В сарае для лодок.
В машине по пути за мороженым и потом, когда мы возвращались обратно, потому что, как сказал Колтер, он не мог смотреть на то, как я лижу мороженое, поэтому я оказалась с его членом в своём рте.
В наших комнатах — так много раз.
Да, у нас много секса, но это больше не просто секс. Что-то произошло в ту ночь — ночь помолвки — думаю, Колтер стал менее раздражающим. Он привлекает меня. Что очень странно.
Но всё это также навевало грусть. Одно дело было веселиться, когда родителей не было дома, а другое, когда они вот-вот собирались вступить в брак. Скоро мы и вправду станем братом и сестрой, и что будет тогда?
В моей голове зародилась и другая идея — в этом виноват Колтер, потому что он никогда не покидал моей головы — насчёт поступления в Калифорнийский университет. Интересно, что последует за этим, если я всё же решусь уехать.
Колтер также виноват в том, что делал меня счастливой. Вот почему мне хотелось… большего. Но счастье — опасная штука, потому что оно никогда не длится вечно. Жизнь научила меня этому.
Я смотрю в зеркало, поправляя свои волосы и выбившуюся прядь, заправляя её в конский хвостик. Выгляжу как долбаная учительница в костюме пастельных тонов и светло-бежевых туфлях. Или как Пасхальное яйцо.
Мы собираемся дать интервью по части папиной кампании, но это не совсем так. Это национальное телевидение, которое уделяет внимание не столько городу под названием Нью-Гэмпшир, где набираются голоса, сколько свадьбе. И семейной драме.
Им хотелось узнать всё обо мне и Колтере, о том, как мы ладим. К счастью, мы подготовлены. У нас уже припасены функциональные фразы. И ни в одном из этих предложений не говорилось о том, что мы трахались как кролики, и его член фактически заставлял меня течь, когда я была рядом с ним.
— Хей, — дверь на балкон открылась, и его голос заставил меня подпрыгнуть.
— Чёрт, Колтер, — прошептала я. — Перестань меня так пугать.
— Ты выглядишь как Пасхальное яйцо, — говорит он.
— Да ты что? Именно то, о чём я только что думала. Это оранжевое или розовое? — спрашиваю я, разглаживая юбку. Думаю, это какая-то льняная ткань, наверное, в таком платье играют в канасту (прим.: карточная игра, зародившаяся в начале XX века в Южной Америке, предположительно в Уругвае. В 50-е годы игра проникла в США, где стала популярной, а после уже попала в Европу. Существует несколько вариантов канасты, наиболее распространёнными из которых являются два — классическая канаста и американская канаста) во Флориде.