ГЛАВА 7.
КОЛТЕР
— Ты серьёзно собираешься поехать в Нью-Гэмпшир на всё лето? Это намного хуже… где, чёрт возьми, та школа, в которую ты пойдёшь? — спрашивает Дэн, расправив свои плечи. Я едва могу слышать его сквозь шум от дерьмовой рок-группы в забегаловке в Северном Голливуде, куда настоял пойти Сет, чтобы мы могли «подцепить шлюх». Как будто в Малибу не было достаточно шлюх.
— Коннектикут, — отвечаю я ему, но он меня не слышит.
Поэтому я пытаюсь разобраться в себе. Два месяца назад Колтер заинтересовался бы этим, напивался и трахнул бы какую-то девушку, имя которой никогда не спросил бы и тем более не собирался запоминать. Дерьмо, нынешний Колтер практически грёбаный монах. Уже прошло две недели, когда я последний раз предпринимал какие-то действия. Не то чтобы я не пробовал. Просто после того поцелуя с Кэтрин в парке, когда она дала мне от ворот поворот и когда я был адски возбуждён, мне не хотелось снова ехать домой к её отцу. Так что я дрочил в гостиничном номере и смотрел телевизор. Офигенно.
— Чувак, — зовет Сет, — Нью-Гэмпшир?
— Ага. Я собираюсь туда на лето, — отвечаю я. — Трастовый фонд.
— Твоя долбаная мамочка, — кричит Сет. Он качает головой, наливая ещё один шот из бутылки, которая стоит на столе, а затем наполняет и мою рюмку. В моей голове уже стоит туман, и, на минутку задумавшись, я представляю завтрашнее похмелье. И какого хрена я поехал в это дешёвый бар в северном Голливуде. Но всё же я запрокидываю голову и залпом выпиваю шот.
— Она хочет быть Первой Леди, — кричу я.
— Блядь, — говорит Дэн рядом со мной. Его глаза налиты кровью, а зрачки расширены. — И за это она готова сосать президентский член.
— Закройся, — встаю я. — Ты вообще-то о моей матери говоришь. Я не хочу слышать это дерьмо.
Проталкиваюсь сквозь толпу людей, направляясь в сторону уборной. Я вернулся в Малибу спустя несколько дней, убегая как можно подальше от восточного побережья, от придурка сенатора и его Первой Леди, но прямо сейчас хочу убраться подальше от моих придурковатых друзей. Пробыв с ними уже несколько часов, я начал чувствовать себя словно долбаный школьник. Я просто должен вернуться в апартаменты своей матери на Манхэттене.
Когда я возврашаюсь, группа девочек, одетых в короткие топы, сидит за столом, а двое из них уже висят на Дэне и Сете, попивая алкоголь из бутылки. Дэн смотрит на меня.
— Продолжим у тебя, — говорит он.
Одна из девушек, чьи волосы покрашены в чёрный, а на кончиках в белый, вложила свою руку в мою. Слишком много макияжа на лице делали её намного старше. От неё разило выпивкой. В другой бы день я дал бы ей отсосать где-нибудь в туалете, но сейчас мне не нужно это, поэтому я отталкиваю её и качаю головой.
— Не сегодня.
Сет от такого ответа втянул воздух.
— Чувак, блядь, что стряслось?
Я не ответил. И вдруг уже чувствую себя трезвым, будто до этого не выпил эти четыре шота. Осознаю, что погряз в этом дерьме со своими друзьями, мои ботинки прилипли к полу, что чувствуется, словно на них тонна грязи, когда я встаю и делаю первый шаг.
— Позже, — кричу я, зная о том, что они даже не слышат меня, так как заняты своими кисками, поэтому просто ухожу.
На улице ловлю такси, которое везёт меня обратно к дому матери в Малибу. Он абсолютно пуст, поэтому я слышу, как эхо моих шагов разносится по всему пространству. Я как чёртов ребёнок кричу «привеееееет» просто для того, чтобы услышать в ответ эхо, а затем гнетущую тишину.
Это место выглядит нелепо. Всё белое: белые мраморные полы, белые стены, белый диван с хромированными ножками, стоящий на белом ковре. Такое чувство, что я в больнице, попытка Эллы всё «очистить».
Моя комната тоже стала изменённой: белая кровать, стоящая в комнате с белыми станами, что практически слепило. Я бы всю эту чистоту превратил в чёрный цвет, но, боюсь, мать не пошла бы на такой шаг.
Единственным, что имело здесь цвет, были картины — некоторое дерьмо людей, которые их рисовали. Всё это было создано для того, чтобы люди думали, что она не только звезда, но и ценитель искусства. Она круто разбирается в картинах. Она круто разбирается в людях. Она крутая во всём.
Ага, конечно. Она может притворяться, что срёт розами, но это всё-таки дерьмо. Я знаю правду о прошлом Эллы и моём отце, которого она так отчаянно старалась похоронить. Сколько бы наград и премий она не заработала, сколько бы не вносила денег на пожертвования, сколько бы не посетила стран, опустошённых после войны, от прошлого ей не убежать.
Я лёг на кровать, не удосужившись даже снять ботинки. Элла заказала этот шёлк в Монголии, не знаю, как им удалась сделать его таким уютным, но иногда эта женщина покупала стоящие вещи.
Люди думают, что я всего лишь богатенький мажор, который тратит деньги своей матери и живёт сказочной жизнью. Да, я привлекал к себе внимание, но мне было пофиг, кто и что там думал. Я не играл в игры, как остальные в Брайтоне или Голливуде, где шли по головам друг друга к вершине. На самом деле я был честным, а людям, как известно, это не нравится.
Ну и моя мать, конечно, ненавидит это.
Я просто не скрывал все тайны этого чёртового выбеленного дома. И это не так уж и плохо.
Завтра я еду в Нью-Гэмпшир. Элла вынудила меня, пока она имеет надо мной власть, поэтому выслала мне билеты в первый класс. Этот дурацкий ужин-традиция, что это вообще такое? Мы будем, наверное, притворяться большой дружной семейкой, есть нашу еду и делать показуху для камер. Я буду делать вид, что подстроился к жизни с Самым Дорогим Папочкой и его идеальной дочерью. Дочерью, от одной мысли о которой я становлюсь твёрдым.
Этот чёртов Нью-Гэмпшир. Я мог бы даже носить поло. Это доведёт придурка сенатора до проклятого сердечного приступа.
ГЛАВА 8.
КЭТРИН
— Она же абсолютная стерва, да? — спросила Джо, щёлкая своей жвачкой. — Или она никогда не демонстрировала себя настоящую перед камерами? Скажи мне, что она неидеальная, — Джо выдавливает огромное количество солнцезащитного крема и размазывает его по рукам, затем снова ставит бутылку между нами. Я беру её и делаю то же самое. Роуз права: солнце отлично бодрит, а Джо прекрасно справляется с миссией «поднять настроение».
Она почти заставляет меня забыть об отчаянии, моём отце и Элле, которые приедут сегодня вечером. Не знаю только одного, когда приедет Колтер, да, наверное, и не хочу знать, ведь я даже не спросила своего отца, когда он рассказывал о планах своих поездок.
Я уже становлюсь параноиком, потому что думаю, что отец может унюхать мо. похоть к Колтеру, словно я животное в течке.
Вздыхаю, нанося крем на ноги:
— Элла… Думаю, она нормальная.
Джо откидывается на полотенце, разложенное на пристани для лодок, потянув за краешек клетчатого чёрно-белого купальника, этакого ретро-стиля с завязочками на шее. В этом году она сделала татуировку в виде цветков вишни, которые переплетаются с японскими иероглифами, на бедре, и половина её скрыта под купальником. На самом деле я не знаю, почему мы лежим здесь в купальниках, наслаждаясь лучами солнца, намазанные кремом для загара, в широкополых шляпах, из-за которых практически ничего не видно. Но это то, что мы делаем в течение всего лета, думаю, это привычка.
— Нормальная? — переспросила она. — Элла Стерлинг всего лишь… Нормальная? Урод собирается жениться на самой известной звезде и просто ставит тебя перед фактом… Это всё, что ты мне скажешь? Да ладно, — она смотрит на меня из-под своих очков, но я не могу увидеть её глаза. Потом она начинает тереть свой нос. — Я требую деталей. Все последние события.
— Она всего лишь… Нормальная, — повторяю снова. — Она не сучка. Элла на самом деле… Скучная?
— Типа она неинтересная?
— Возможно. Или она не очень напористая, — ответила я. — Это сложно объяснить или рассказать. Мой отец довольно…