— Пингвин-убийца? — предположил мистер Перри.
Я заставил себя рассмеяться вместе с ним, хотя моя жена, мой агент и редактор задавали этот вопрос каждый раз, когда я заговаривал об антарктическом триллере. «И что, Дэн? Этот твой монстр будет чем-то вроде пингвина-убийцы, мутанта?» Все шутят одинаково. (И до сих пор я не признавался, что действительно думал о мутанте, гигантском пингвине-убийце, как об антарктической угрозе.)
— На самом деле, — вероятно, Перри заметил, что я покраснел, — пингвины могут убить вонью помета своих колоний.
— А вы бывали в их колониях? — спросил я, занося ручку над своим тонким блокнотом, которым я пользовался во время подготовительной работы. Я чувствовал себя Джимми Олсеном.[2]
Мистер Перри кивнул и снова улыбнулся, но на этот раз взгляд ярких голубых глаз был обращен внутрь, к каким-то воспоминаниям.
— Третью — и последнюю — зиму, а также весну мне пришлось провести в хижине на мысе Ройдс… считалось, что я изучал там соседнюю колонию и поведение пингвинов.
— Хижина на мысе Ройдс… — Я был потрясен. — Хижина Шеклтона?
— Да.
— Мне казалось, хижина Шеклтона — музей, закрытый для посетителей. — Мой голос звучал неуверенно. Я был слишком удивлен, чтобы писать.
— Да, — сказал мистер Перри. — Теперь.
Я чувствовал себя идиотом и наклонил голову, пытаясь скрыть румянец, снова заливший щеки.
Джейкоб Перри говорил быстро, словно хотел избавить меня от чувства неловкости.
— Шеклтон был для британцев национальным героем, и хижина уже превратилась в нечто вроде музея, когда адмирал Бэрд послал меня туда зимой тридцать пятого, поручив наблюдать за колонией пингвинов. Англичане время от времени пользовались хижиной, отправляя туда орнитологов для наблюдения за птицами, и там все время хранился провиант, так что американцы с соседней базы или кто-то другой, попавший в беду, мог им воспользоваться. Но в то время, когда мне приказали отправиться туда, в хижине уже много лет никто не зимовал.
— Удивительно, что англичане дали разрешение американцам несколько месяцев жить в хижине Шеклтона, — сказал я.
Мистер Перри ухмыльнулся.
— Они не давали. И почти наверняка не дали бы. Адмирал Бэрд не спрашивал разрешения у англичан. Он просто отправил меня туда с двумя санями с семимесячным запасом продовольствия — парни вернули сани и собак на базу Бэрда через день после того, как высадили меня, — да, и еще с ломом, чтобы открыть дверь и заколоченные окна. Той зимой собаки могли бы составить мне компанию. Дело в том, что адмирал не желал меня видеть. И поэтому отправил как можно дальше, но в такое место, где у меня был шанс пережить зиму. Адмирал любил делать вид, что занимается наукой, но на самом деле ни в грош не ставил наблюдения за пингвинами или их изучение.
Я все записал, до конца не понимая, но чувствуя, что по какой-то причине это важно. Мне было непонятно, как использовать хижину Шеклтона в своем новом романе, еще без названия и с туманным сюжетом.
— Шеклтон и его люди построили хижину в тысяча девятьсот девятом… Когда я туда пришел, там еще сохранился корпус снегохода, который они оставили, — рассказывал Перри. — Наверное, она еще там — в Антарктике все ржавеет и разлагается очень медленно. Сомневаюсь, чтобы эта чертова штуковина проехала хотя бы десять футов по глубокому снегу, с которым столкнулся Шеклтон, но англичане любят всякие технические прибамбасы. Кстати, адмирал Бэрд тоже. Как бы то ни было, в начале антарктической осени меня высадили около старой хижины. Это было в марте тридцать пятого. Забрали меня в начале антарктической весны — в первых числах октября — того же года. Моя работа состояла в наблюдении за пингвинами Адели в большой колонии на мысе Ройдс.
— Но это же антарктическая зима. — Я умолк, уверенный, что сейчас скажу несусветную глупость. — Мне казалось, пингвины Адели не… понимаете… не зимуют там. Я думал, они появляются на мысе Ройдс где-то в октябре и уходят вместе с птенцами — теми, кто выжил, — в начале марта. Я ошибаюсь? Наверное, ошибаюсь.
— Вы абсолютно правы, мистер Симмонс. Когда меня высадили, я как раз успел увидеть, как последние два или три пингвина ковыляют к воде и уплывают в море — в начале марта вода у мыса Ройдс начинает замерзать, так что открытое море вскоре оказалось за десятки миль от хижины, — а забрали меня весной, в октябре, до того, как пингвины Адели вернулись, чтобы образовать колонию, найти себе пару и высиживать птенцов.