— Да.
Полковник помолчал, проверяя ощущение в голове. Лейтенант так же молча ждал продолжения.
— До моего прибытия ничего не предпринимать и не подходить к объекту ближе чем на двести метров. Оцепить всё. Выезжаю. Конец связи.
Он снова нажал на ту же клавишу, не дав лейтенанту ответить. Потом провёл рукой по лицу, вытирая липкий пот, и вздохнул.
Пару минут он сидел неподвижно, переваривая услышанное. Чепуха, бред. Очевидная ошибка. Но как?.. Если метеорит или мусор, тряхнуло бы даже здесь, в кабинете. Прикрывать халатность завышенной скоростью? Бред, чепуха.
Нет. Провокация.
С улицы послышался звук клаксона. Полковник встал.
Сняв с вешалки пальто и взяв портфель, он уже повернулся к двери, но, однако, вернулся к столу, выдвинул ящик и забрал пузырёк.
Фары микроавтобуса, возникшего позади полковничьего джипа, мигнули пару раз.
— Остановите, — бросил Шустер водителю.
Джип нежно затормозил на дороге посреди безлюдной осенней местности: хлюпкая грязь, сухая трава, хилые деревья, пасмурно, предвечерье. Полковник, сидевший сзади, протянул руку и отщёлкнул дверцу справа от себя.
Из микроавтобуса выскочил низенький седой человек в сером пальто и восьмиугольных очках.
— Следуй за нами, — сказал он в кабину, чьё боковое стекло опустилось только ради этих слов, после которых тут же поползло вверх.
Человек подошёл к джипу и, усевшись рядом с Шустером, захлопнул дверцу. Джип тут же сорвался с места. За ним, спустя секунду, последовал микроавтобус.
— Добрый вечер, доктор, — произнёс полковник. — Хотя вряд ли он обещает быть добрым.
— Добрый-добрый, полковник, — оживлённо ответил Зедрик. — Ну, пока ещё рано судить, хотя я не прочь выслушать ваши предположения.
— Обыкновенная подначка, — глядя прямо вперёд, сказал Шустер. — Вопрос только — с их стороны или с нашей. Но с какой стати подняли вас? Я не отдавал распоряжений.
— Кто-то уже успел шепнуть выше. Магнус в курсе.
Полковник беззвучно выругался.
— Я надеялся, что инцидент дойдёт до генерала только в форме рапорта. Терпеть не могу, когда смотрят из-за спины.
— Похоже, дело серьёзное. Вам ведь передали…
— Ну да, конечно. Но если этот Тодди не спятил, то выходит, что кто-то сильно продвинулся в технологиях. Очень, очень сильно. А это, как вы понимаете, не сулит нам с вами ничего хорошего. То есть — ничего хорошего вообще никому.
— Об этом я как-то и не подумал, — признался Зедрик, помолчав. — Действительно, только закончилась одна война…
— Она не закончилась.
— Простите. Ну хорошо, не закончилась, а приутихла.
— В любом случае, нет смысла строить гипотезы. Узнаем всё на месте.
— Надеюсь, что это всё-таки какая-то ошибка.
Полковник тихо простонал и потёр большими пальцами виски.
— Неважно выглядите, — покачал головой Зедрик. — Вам бы отдохнуть, дорогой вы наш. Вы слыхали, недалеко от Голд-Коста открылся новый курорт? Езжайте, окуните свои бледные ноги в Коралловое море. Пока ещё есть время.
— Каждый раз вы мне это предлагаете… И с кем же я поеду?
— У меня целых два пропущенных отпуска. Могу составить вам компанию в любое время. Снимем дом, будем сидеть на берегу, потягивать «Camus Jubilee» и чесать языки. Как в старые добрые времена.
Полковник слабо хмыкнул.
— Старые добрые времена… — Лицо его стало суровым. — И о чём же мы будем с вами говорить?
Доктор внимательно смотрел ему в глаза.
— Вы прекрасно знаете, доктор, что говорить я мог только об одном — о той войне. Будь она проклята… Я больше ничего не знал и не хотел знать. Но теперь я не могу говорить и о ней. Я пуст, совершенно пуст. Ходячий труп. Моя жизнь кончена.
— Не говорите так.
— Но это правда. — Полковник задумался и едко ухмыльнулся. — Победа…
И он вспомнил, как тогда, спустя несколько недель, когда шок притупился, позволив застывшей реке мыслей продолжить течение, он стоял на балконе, куда вышел в очередной раз, не выдержав гнетущей тишины квартиры, вспомнил мысли, что пришли тогда в голову, где уже стартовал марафон боли, боли, которую он поначалу списывал на бесчисленное количество сигарет, зажигать которые ему стало привычнее не зажигалкой, а друг от дружки, вспомнил и понял, что и теперь согласен с тем, что думал, что был глуп и ненавидит себя тогдашнего, самовлюблённого карьериста, метящего в генералы, презревшего опасность, забывшего о том, на чём зиждется вся его самоуверенность, которую как спичку сломала война, война, что воскресла, как и всякая иная, война, пришедшая в его дом, где он своими же руками убил свою победу.