— И не надо читать мне нотации, — предупредила моя подруга, — потому что я тоже запускала руку в черную кассу, да, представь себе, у меня была своя необходимость, я оплачивала уроки Бастьена, арфу, музыкальные стажировки и все такое, как, по-твоему, мне это удавалось? В общем, придержи коней. Заранее спасибо.
Теперь мы имели дело с неприятной реальностью, которую, сидя под дождем в маленьком «фиате», нам предстояло рассмотреть «с праг-ма-ти-че-ской точки зрения» (важное слово Летиция произнесла по слогам), ибо все указывало на то, что Седрик-Мартен по какой-то лишь ему ведомой причине («Я выбью из него правду!» — хорохорилась моя подруга) решил положить в карман деньги из черной кассы, и этот факт лучше самого профессионального фотомонтажа объяснял странные события последнего времени.
— Да, — сказала Летиция, — вот уже несколько месяцев у нас в конторе творится неладное. Сперва уволили Венсена Б., ты его не знаешь, он слыл хитрецом, ему заплатили компенсацию и вытурили якобы из-за того, что компания не может предложить пост для специалиста такого высокого уровня. Видимо, он проглотил эту чушь, потому что ушел тихо — в январе или в феврале. Затем был случай с Бенжаменом П., нет, его ты тоже не знаешь, очень амбициозный тип под маской спокойного парня, он сорвался во время закрытия счетов. Вдруг снял галстук, расстегнул рубашку и принялся ласкать свой голый торс… знаешь, торс без единой волосинки… — Казалось, Летиция до сих пор под впечатлением. — А Бенжамен сам такой смуглый, волосы густые, было ясно, что он сделал эпиляцию и ноги побрил, да-да, штаны он ведь тоже снял, так что икры, бедра — все выставил напоказ, а ведь он даже не велосипедист, не профессиональный пловец — тем надо бриться, чтобы набирать необходимую скорость, а ему-то нет, он, наоборот, гурман, поесть вкусно любит, ну ты меня понимаешь… в общем, его коллеги не знали, куда себя деть, потому что директор по маркетингу вел себя совершенно ненормально, просто безумно, — заключила Летиция. — В тот день он ушел домой, и больше в компании его не видели. Говорят, его отправили в психиатрическую больницу. Но неизвестно, будет ли толк. Представь себе. Бенжамен заявил, что его зовут не Бенжамен.
— Боже мой! — вырвалось у меня.
— Ну да, — продолжала Летиция, которая, по всей видимости, решила взять отчет об этой истории на себя. — Так ты представляешь, он не только заявил, что его зовут не Бенжамен, но сказал, что его никогда не звали Бенжаменом!
— Ну надо же! — только и успела я ввернуть.
— Он говорит, что его зовут Андрас, что он венгр и родился в Трансильвании, — произнесла моя подруга почти шепотом, потирая лоб. — В общем, я хотела тебе объяснить, что все произошедшее совсем не совпадение, всего четыре человека в компании имели доступ к черной кассе, пятеро, если считать Седрика, которому достается чуть больше, чем остальным, поскольку он босс. Учитывая, что сейчас доступа к кассе нет ни у кого, можно сделать выводы. Сперва удалили Венсена Б., специалиста по рынкам, очень способного парня, — Летиция подняла большой палец, — затем очень вовремя спятил новоиспеченный венгр Бенжамен-Андрас, директор по маркетингу с чисто выбритым торсом, — Летиция подняла указательный палец, — далее Алексис, ответственный по развивающимся рынкам, решил самоуничтожиться, бедный-бедный Алексис! — Летиция медленно разогнула средний палец. — И, наконец, я, — большим пальцем левой руки Летиция прижала мизинец на правой руке, чтобы разогнулся безымянный палец, — я с дикой болью в спине, противовоспалительными средствами, транквилизаторами и новой должностью генерального секретаря, за которую мне даже зарплату не повысили, клянусь.
Повисла пауза.
Летиция исхитрилась и встала в своем кресле на колени, чтобы повернуться и достать с заднего сиденья зеленый зонтик.
— Надеюсь, теперь ты понимаешь, что этот гад Седрик-Мартен Д. хочет все себе захапать, — сказала Летиция, приняв подобающую позу в водительском кресле. — Но ему так просто со мной не разделаться! Пусть даже не мечтает! — зарычала она, открывая дверцу.
11
О том, как важно, чтобы под рукой всегда был хороший лечащий врач
Трижды обернув вокруг шеи шарф, спрятав под ним рот и нос, в каждом кулаке зажав по носовому платку, я вся в соплях сижу напротив своего терапевта, доктора Пилар Сандеман, и чувствую, как с каждой секундой растет моя досада. А ведь я сама выбрала этого врача, решительно отказавшись от услуг других специалистов, которых отсеивала годами. Да, всех людей, что, проанализировав мой недуг, хватались за ручку и выписывали лекарства, просили сдать анализы, изменить пищевые привычки, я нещадно вычеркивала из жизни. Я нуждалась в ленивом враче, который бы мало писал и уверял меня, что я здорова. Когда я заболевала, мне хотелось, чтобы рядом был тот, кто скажет, что я в порядке и что все будет хорошо. Я выбрала доктора Пилар Сандеман после того, как на первой же консультации она заявила, что, в общем-то, вне зависимости от лечения всем рано и поздно становится либо лучше, либо хуже и рано или поздно все кончают одинаково. «Так что, — сказала доктор Пилар, — если вы предпочитаете тратить деньги и расстраиваться, вместо того чтобы дышать полной грудью, если вы готовы глотать всякую химию, вместо того чтобы взять себя в руки, — дело ваше, но я вам этого не советую и не собираюсь прописывать таблетки». На протяжении последних четырех или пяти лет доктор Сандеман всегда говорила мне то, чего я от нее ждала, но во вторник двадцать пятого июня в наших взаимоотношениях произошел сбой. Мне вдруг захотелось, чтобы доктор восприняла мое недомогание всерьез, чтобы для меня был разработан достойный план действий: рентген, МРТ, обезболивающие на ночь, постельный режим, спреи, сиропы, антибиотики, кардиограмма, кислород, переливание крови, гипноз и снотворное. Но доктор Сандеман, казалось, меня не слышала. Я сказала: послушайте, доктор, со мной случилось неладное, меня унес ураган, я отбивалась, дрыгала руками и ногами, глупо и беспомощно, но мне так и не удалось победить стихию. Я уточнила, что угодила в воронку вихря, и там даже довольно тихо, и, может, мне стоит остаться там на какое-то время, да? Да, доктор Сандеман сказала, что прекрасно представляет себе и ураган, и воронку, и мою тревогу. Эта женщина пятидесяти или шестидесяти лет, спокойная, внимательная, понимала, что моя жизнь полетела под откос, потому что таково правило: жизнь каждого человека время от времени летит под откос. Но откуда доктору Сандеман знать? Ведь ее уютная жизнь проходит в чудесном кабинете в центре города, неужто у этой уверенной женщины тоже когда-то уходила почва из-под ног? Да ладно! Я смотрю на доктора Пилар С., разглядываю ее матовое лицо, ее кожу, которая выглядит мягкой и ухоженной, и думаю, что, наверное, она просто хочет показать пациентам, что она с ними в одной лодке, ну чтобы они не чувствовали себя одинокими, а на самом деле у Пилар С. идеальная жизнь. Она и вообразить не может, эта добрая беззаботная душа, которую каждый вечер где-то встречает славный муж с букетом цветов, как жизнь человека летит в тартарары. Не стоит чересчур досаждать Пилар С. в этот июньский вторник, ведь я должна получить от нее назначения на исследования, пока еще не слишком поздно.