– Спасите, спасите!
На верхней площадке распахнулась дверь, свет из проема очертил широкоплечий, плотный мужской силуэт. В руках сосед держал взведенный пистолет, который тут же навел на посягателя.
– Что происходит? Кто такой? – голос у него был твердый и зычный. – Пшел вон, каналья!
Человек в плаще отпрянул от Габриэль. Она тут же вскочила, подобрала юбки, стремглав взлетела по ступенькам и шмыгнула за спину соседа. Внизу гулко грохнула парадная дверь: насильник удрал.
Сосед участливо поинтересовался:
– Вы невредимы, мадемуазель?
Еще задыхаясь, Габриэль выдохнула:
– Вы видели этого гвардейца, месье? Кто он такой?
– Понятия не имею, мадемуазель.
Габриэль потерла локоть:
– Месье, простите, не знаю вашего имени. Я вам очень благодарна.
– Ворне, Базиль Ворне. К вашим услугам, мадемуазель. Впрочем, нынче вроде полагается именоваться ситуайенами, – в голосе пожилого господина звучала насмешка над революционными требованиями.
Габриэль поняла, что имеет дело с человеком своего круга. У него была короткая седая бородка, а над смеющимися глазами – густые смоляные брови с изломом. Она чуть присела в привычном поклоне:
– Габриэль Бланшар, счастлива знакомством, месье Ворне.
Сосед усмехнулся:
– Оставьте, милая, церемонии. Они сейчас только неприятности на вас накличут. Экономная наша Бригитта даже фонаря у входа не оставляет. Вы с собой хоть огарок носите.
– Это все моя вина, я без ключа оказалась. Сейчас зайду к хозяйке, выпрошу еще один. До чего дошло – национальные гвардейцы уже на лестницах нападают!
– Подождите минуту, – он скрылся в глубине апартамента.
Габриэль заглянула внутрь: в коридоре блестела красным деревом консоль, стены переливались серебристым шелком. В гостиной красовались похожие на древнеримские жакобовские кресла, ставшие модными из-за современных картин, живописующих Античность. На девушку пахнуло кожей, лавандой, табаком и одеколоном.
Месье Ворне вернулся уже без оружия, протянул зажженную свечу:
– Вот, голубушка, чтоб вы хоть лестницу видели.
– Значит, вы и есть новый жилец, для которого декорировали эти апартаменты? Вы ведь недавно сюда переехали?
– Недавно, вместе с племянником Александром Ворне.
Габриэль уже заметила высокого худощавого красавца с длинными светлыми волосами, собранными на спине черной лентой. И сразу поняла, что нравится ему. Он даже в ломбард за ней пошел, переминался там за ее спиной, дышал ей в макушку, а потом так смело одернул зарвавшуюся санкюлотку И сегодня в Пале-Рояль за ней потащился.
– А откуда вы?
– Из Нормандии. Я коммерсант.
– Боже, какая же сегодня коммерция? – Тут же осадила себя: – Простите, месье, я не подумав.
– Да не извиняйтесь. В мутной воде рыбка лучше ловится.
Месье Ворне, конечно, был прав. На различных поставках четырнадцати армиям республики, на перепродажах конфискованных земель и имущества, на обесценивании бумажных ассигнатов, на ростовщичестве – на всем, что ввергало остальных в нищету, – небрезгливые люди сколачивали гигантские состояния. Выходит, заступившийся за нее учтивый сосед оказался из числа подобных ловкачей. Значит, и племянник его, который так уверенно приструнил хамку в закладной лавке и держался с благородством дворянина и отвагой военного, на самом деле торгаш, покупающий в Нормандии задешево и продающий в Париже задорого. Теперь понятно, откуда шелковые обои в такие времена.
– А откуда из Нормандии?
– Э-э-э… Из Кана.
– Из Кана? Месье Ворне, я воспитывалась в тамошнем пансионе при бенедиктинском монастыре Святой Троицы. Может, вы знакомы с нашей настоятельницей – мадам де Бельзенс де Кастельморон?
– Нет, увы, не имел чести.
Ах, верно, откуда спекулянту приятельствовать с аббатисой!
– Сделайте милость, расскажите, что там на самом деле происходит.
Именно туда, в Кан, бежали девятнадцать предводителей жирондистов, обвиненных якобинцами и Парижской коммуной в предательстве революции. Габриэль не испытывала к свергнутым революционерам ни малейших симпатий, но с их устранением режим стал только жестче, гильотина скользила в пазах все чаще, власть окончательно перешла к секциям коммуны, а жизнь не улучшилась ни на йоту. К тому же жирондисты пользовались поддержкой провинций, и, по слухам, генерал Вимпфен формировал в Кане добровольческую армию, готовую идти на Париж свергать якобинскую узурпацию. Габриэль от всей души желала повстанцам успеха, поскольку их победа позволяла надеяться на возвращение прежних порядков.