- И всё же, мне кажется, вы нашли способ.
- О, да. – Родольфус не выдержал и засмеялся. – Я ему рассказал, но по-норвежски. Сыворотка правды не позволит вам солгать, но повлиять на выбор языка, на котором вы будете говорить правду, она бессильна. Французский и итальянский я счёл недостаточно надёжными, а норвежский изучал по самоучителю, вживую его никогда не слышал и имею все основания полагать, что даже коренные норвежцы вряд ли что-то поняли бы в моём рассказе.
- Невилл не пытался прибегнуть к… более сильным средствам?
- Нет. В какой-то момент мне показалось, что все ваши душеспасительные беседы пойдут прахом, но мистер Лонгботтом сумел совладать с собой и даже оставил навязчивую идею вынудить меня о чём-то его умолять.
Гермиона облегчённо вздохнула.
- А зачем вы изучали норвежский?
- Надо было чем-то занять голову. В Азкабане, - пояснил Лестрейндж. – Мать всегда говорила нам с братом «если на душе тяжело, займите чем-то руки, ноги и голову». Там очень тяжело, поэтому её совет пришёлся как нельзя кстати. С утра прогулки по камере – 10 000 шагов по периметру. Если слишком тяжело – 15 000. Потом руки. Расчертил выступ на стене рисунком клавиш и делал упражнения для гибкости пальцев. Знал, что они мне уже не понадобятся, но гнал эти мысли подальше. Просто делал, механически, ни о чём не задумываясь, следя за техникой, до тех пор, пока руки не начинали неметь. После этого книги. Что-то передавала мать, что-то приносил Браш. Магические книги охрана часто отбирала, а вот на маггловские смотрела сквозь пальцы. Очевидно, видели в этом ещё одно унижение для заключённого – чистокровный волшебник, один из наиболее приближённых к Тёмному Лорду вынужден читать маггловские книги. Мне было плевать, а голову они занимали здорово, на страдания и бесплодные сожаления сил не оставалось. Мне иногда казалось, что мозг вскипит и голова взорвётся, как перегретый котёл. Но выбирать не приходилось – что попадало в руки, то и читал. Сейчас не жалею. Помимо заклятий, которые обычно весьма неприятно удивляют противников, в результате такого чтения я стал по-другому видеть мир, более объёмно, что ли, в его огромном, невероятном разнообразии. Заодно избавился от многих предрассудков.
- И поэтому сейчас практически не участвуете в войне?
- Отчасти. Воевать стало не за что, - усмехнулся Лестрейндж и продолжил рассказ: - Вечером ещё одна «прогулка», до тех пор, пока не чувствовал, что валюсь от усталости. Проваливался в сон и засыпал, если повезёт – без сновидений. При таком распорядке чаще везло. Дементоры меня не любили, я был для них плохой кормушкой, - зло сощурился Родольфус. – Так проходили дни, недели, месяцы, годы. Вы не представляете, какими сведениями забита моя голова, иногда сам удивляюсь, когда вдруг всплывает. Вот и норвежский пригодился.
- Второе заключение, после нашей достопамятной стычки в Отделе тайн Министерства Магии, хотя и продолжалось всего год, но далось гораздо тяжелее, - Лестрейндж вздохнул. – Годы не те, силы не те, мать не дожила даже до нашего первого побега, ни смысла, ни надежды не осталось. Продержался только на фамильном упрямстве. Не думал, что Волдеморт вытащит меня второй раз, может, просто за компанию прихватили.
- А остальные? – тихо спросила Гермиона, догадываясь, о чём Родольфус умолчал и почему у него не осталось ни смысла, ни надежды.
- Выжил и более-менее сохранил себя тот, кто мог чем-то себя занять. Рабастан рисовал. Понятно, что не картины – какие-то хрестоматийные вещи для отработки техники. Бумагу ему не давали или давали редко и мало, он царапал на стенах, на полу, на чём угодно. Долохов по двадцать часов в сутки упражнялся до полного изнеможения. Руквуд что-то считал, он вообще малоэмоционален, среди цифр ему было вполне комфортно, насколько это вообще возможно в таком месте.
- А Беллатрикс?
- Белла выжила за счёт фанатизма и ненависти. Иногда мне кажется, что ей было в каком-то смысле легче, чем любому из нас. От неё даже дементоры шарахались.
Родольфус безотчётно погладил медальон.
Гермионе пора было включаться в ежедневный круг рутин. Она подумала, что её жизнь в больнице святого Мунго чем-то напоминает то, что только что описал Лестрейндж. Бег по кругу, без эмоций, без сил, без остановки. Но девушка делала это не для себя, а ради других, это наполняло её действия смыслом и давало облегчение.
- Хорошего дня, мисс Грейнджер.
Родольфус вернулся к книге.
========== Часть 21 ==========
Глава 21.
- Гермиона, как ты оцениваешь состояние Лестрейнджа? – спросил Колдман следующим утром.
Девушка задумалась.
- Он, конечно, идёт на поправку и выглядит гораздо лучше, чем когда мы его сюда доставили, но рана до сих пор не затянулась, а при малейшем напряжении кровотечение усиливается.
- Да, если б удалось затянуть рану, он давно бы сидел в Азкабане и ждал решения там.
- Какого решения? – удивилась Гермиона.
- Да так, - уклонился от ответа Колдман, - несущественно.
«Какое решение можно ждать в Азкабане? Неужели?.. Господи, нет, это слишком жестоко, особенно сейчас, когда Родольфус отказался от служения Тёмному Лорду!»
- Вы же не говорите о поцелуе дементора, мистер Колдман? – задала она прямой вопрос.
- В любом случае, это не нам решать.
- А кто будет это решать, Робардс?
- Визенгамот, Гермиона. Такие решения принимает Визенгамот.
«Но информацию Визенгамоту предоставит Робардс», - убито подумала девушка.
- Надеюсь, Лестрейндж получит то, что заслужил, - процедил Колдман. – Отнеси ему зелье, пожалуйста.
Войдя в палату, Гермиона обнаружила, что Родольфус стоит у окна и рассматривает улицу.
- Мисс Грейнджер, можете меня поздравить, похоже, наш приятель превзошёл самого себя. Кровотечение наконец-то остановилось, этот проклятый укус фактически затянулся. Как я от него устал, не могу вам передать, - сообщил он, непонятно что имея в виду – то ли укус, то ли Колдмана.
«О, нет!»
- Вы бы не вставали пока, мистер Лестрейндж, ещё вчера повязку дважды пришлось менять.
- Да бросьте, сколько там было. Не сравнить с первыми днями, когда кровь лилась как после Сектусемпры, - улыбнулся Лестрейндж. – Устал лежать, хочу хоть по палате пройтись, в коридор меня доблестный аврорат выпускать отказался.
«Авроры расскажут Колдману, что он встаёт, пытается ходить и вообще выглядит бодрым. Хотя, зачем им рассказывать, Колдман сам зайдёт и всё увидит. Что же он делает! Он что, не понимает, что его держат в больнице только пока он неспособен обходиться без лекарств и нуждается в постоянном уходе?»
- Мисс Грейнджер, вы чем-то озабочены? – спросил Родольфус, уловив её состояние.
- Мне кажется, что вы встали слишком рано и вообще, переоцениваете свои возможности.
- Уверяю вас, я чувствую себя прекрасно, но если вас это так беспокоит… - Лестрейндж пожал плечами и, улыбаясь, сел на койку. - У вас точно всё в порядке? - спросил он, снова внимательно взглянув на Гермиону. – Вы сегодня сами на себя не похожи.
- Да, у меня всё хорошо, - расстроено ответила девушка.
Родольфус смотрел с сочувствием, и от этого ей становилось ещё хуже.
Повисло тягостное молчание, которое прервал неожиданный визитёр, который тоже постучал в дверь, прежде, чем войти.
- Аберфорт? – удивился Лестрейндж, увидев старика, и Гермиона поразилась тому, как вдруг потеплел его взгляд и Родольфус на секунду стал удивительно похож на мальчишку с детского портрета. – Старый мошенник, и у тебя ещё хватает совести заявиться ко мне, после того, как натравил на меня этих детишек и научил их шантажировать меня моим братом?
- Рад тебя видеть в добром здравии, Родольфус, я слышал, что твоё состояние намного хуже, - откликнулся Дамблдор. Что-то в его голосе подсказало Гермионе, что Аберфот тоже знает о планах Робардса и доброе здравие Лестрейнджа его совсем не радует.
- Слухи о моей смерти несколько преувеличены, - засмеялся Родольфус. – Лучше скажи, как ты мог меня так подставить?