- Madame Чуйкина, вероятно, согласится и приедет! - изъяснил, наконец, Офонькин, видимо, подкупленный похвалами графа.
- Мы будем очень рады ее посещению, - произнес генерал; у него уже пот со лба выступил от всех этих объяснений и хлопот.
- Приедет! - повторил еще раз Офонькин и при прощанье уже с важностью, и то слегка только, мотнул головой своим гостям.
Трахов во всю жизнь не бывал в таком унизительном положении, в каком очутился в настоящий вечер по милости супруги!
Глава IX
Независимо от присылки мужа, Татьяна Васильевна написала Бегушеву письмо, в котором умоляла его приехать к ней и, чтобы заманить "гурмана" кузена, прибавляла в постскриптуме, что именно для него будет приготовлен ужин самого изысканного свойства. Бегушев понимал, что не ехать к Траховым значило рассориться с ними на всю жизнь, а ему этого не хотелось, так как, при всем отвращении к Татьяне Васильевне, генерала он, по старой привычке, искренне любил. Приняв это в соображение, он велел им сказать через присланного к нему с письмом лакея, что "будет непременно!"
Вечером, часов в девять, граф вошел к дочери, что весьма редко с ним случалось. У Елизаветы Николаевны в это время сидел Бегушев.
- Вы поедете к Траховым? - спросил он его.
- Поеду! - отвечал ему тот с досадой.
- Пора! - сказал граф. - Я распорядился, чтобы карета была готова.
- Куда вы едете? - проговорила Елизавета Николаевна недовольным голосом: Бегушев обыкновенно просиживал у ней целые дни.
- На один родственный вечер, - объяснил он ей.
- Это вас папа все подговаривает: ему всегда куда-нибудь - только да из дому уехать! - продолжала с тем же недовольством Мерова.
- Почему же я?.. Нельзя же Александру Ивановичу не выезжать никуда! возразил граф.
- Я скажу сестре, чтобы она без нас посидела с вами, - проговорил Бегушев.
- Хорошо!.. Аделаида Ивановна такая добрая... Мы с ней гранпасьянс будем раскладывать!
- Отлично это! - одобрил Бегушев и зашел к сестре, которой сказав, что он едет к Траховым, просил ее, чтобы она провела вечер с Елизаветой Николаевной.
- Непременно!.. Очень рада тому! - полувоскликнула Аделаида Ивановна, сама до одурения скучавшая в своей комнате.
Бегушев, выйдя от сестры, прямо отправился садиться в экипаж. Граф Хвостиков последовал за ним и, видя, что Бегушев был в пальто, не удержался и спросил:
- Александр Иванович, вы не во фраке разве поедете?
- Вот еще что выдумали... Поеду я на дурацкое священнодействие Татьяны Васильевны во фраке!
- Но ловко ли это будет? - осмелился заметить граф.
- Отвяжитесь, пожалуйста! - обрезал его Бегушев.
Когда они подъехали к квартире Траховых и вошли, то генерал стоял уже на лестнице. С самого утра Татьяна Васильевна брюзжала на него за то, что будто бы он не постарался и не хотел устроить ей литературный вечер, и что, вероятно, никто к ним не приедет. Тщетно генерал уверял ее, что все будут; но вот, однако, наступил уже десятый час, а прибыли пока только Бегушев и граф Хвостиков.
- Представьте себе: этой кухарочки парижской - Чуйкиной все еще нет! сказал он им встревоженным голосом.
- Явится!.. Невозможно, чтобы не приехала, - успокоил его граф.
Татьяна Васильевна встретила Бегушева и Хвостикова с доброй улыбкой.
- Благодарю вас, благодарю! - говорила она, пожимая у того и у другого руку и вместе с тем благоухая аптекарскими травами.
- А ужин будет? - спросил ее злившийся в душе Бегушев.
- Будет!.. Будет!.. Ужасный вы человек, кузен!.. - воскликнула Татьяна Васильевна.
Вскоре приехал еще гость, господин с заломленной назад головой, в синем пенсне и очень нахально вошедший в гостиную.
- Господин Кликушин... театральный критик!.. - проговорил генерал, обращая эти слова более к Бегушеву.
Тот молча и издали поклонился критику, который ответил ему столь же сухо.
- А вы, конечно, знакомы? - поспешила прибавить Татьяна Васильевна графу.
- Давно! - отвечал тот.
- Давно! - подтвердил и критик, дружески мотнув головой графу.
Вслед за тем влетел как бы с цепи сорвавшийся Долгов.
- Опоздал? - спросил он.
- Нет, нет! - сказала ему Татьяна Васильевна и, отведя его в сторону, начала ему что-то такое толковать шепотом о пьесе своей. Долгов слушал ее с полнейшим вниманием; а между тем приехал новый гость, старенький-старенький старичок{310}.
- Вы видите, являюсь к моей ученице; вы мой выводок, - ваше первое произведение было напечатано в моем сборнике, - прошамкал он, подходя к Татьяне Васильевне.
- У вас, конечно!.. Еще бы мне не помнить этого; но то что же!.. То были фантазии молодой девушки!.. Теперешний же мой труд, - напротив, - вы не поверите, чего он мне стоил!.. - объясняла она ему.
- Я думаю, я думаю!.. - шамкал старичок.
- Мне удивительно, как я не ослепла!.. - продолжала Татьяна Васильевна. - Три года я училась и читала; сколько мне денег стоило скупить нужный исторический материал...
Генерал при этом слегка отдулся; он тоже помнил, чего и ему стоил этот материал: Татьяна Васильевна беспощадным образом гоняла его по книжным магазинам и ко всевозможным букинистам разыскивать и покупать старые, замаранные и каким-то погребом отзывающиеся книги, которые везя домой, генерал обыкновенно думал: "Есть ли что хуже на свете этих bas bleux!..* Лучше их всякая кокотка, всякая горничная, прачка!"
______________
* синих чулок!.. (франц.).
- Я не похожа на нынешних писателей, - продолжала объяснять Татьяна Васильевна старичку, - они любят описывать только то, что видят на улице, или какую-нибудь гадкую любовь...
- Нынешние писатели описывают то, что и в домах видят!.. - остановил ее критик, принявший несколько на свой счет фразу Татьяны Васильевны о том, что нынешние писатели изображают одни уличные сцены.
- А я против того мнения Татьяны Васильевны, - подхватил Бегушев, - что почему она называет любовь гадкою? Во все времена все великие писатели считали любовь за одно из самых поэтических, самых активных и приятных чувств человеческих. Против любви только те женщины, которых никогда никто не любил.
Генерал готов был расцеловать кузена за эту мысль, но вместе с тем и смутился немного: намек был слишком ясен!