Старикова очень радует то, что Сталин уничтожил революционную традицию в стране: «За уничтожение так называемой “ленинской гвардии” Сталин уже достоин памятника, не говоря о массе других его достижений»[85]. На взгляд Старикова, царская империя была слишком либеральна, а ведь при таком устройстве народы будут восставать (к чему призывал и молодой Сталин), «революционеры будут получать “детские” сроки, будут легко бежать из ссылки, что мы не раз увидим на примере Сталина». К вящей радости патриота, в дальнейшем, встав во главе государства, Сталин народных восстаний не будет допускать, а «государственные преступники» «“бежать” будут только на тот свет»[86].
Стариков «не позволяет» народам и людям критиковать власть. Для него все очень просто: «половина успеха страны зависит от ее руководителя. Даже не половина — 80 % успеха от этого зависит». Руководитель и народ в его представлении — это машинист и поезд[87]. То есть люди — это все равно, что металл, дерево или пластмасса. Кто-то — унитаз в сортире вагона, кто-то — стоп-кран. Только дернуть за него некому. Поезд-то, очевидно, пустой несется.
Но (по)читателям Старикова, должно быть, по душе представлять себя бездушным повинующимся устройством. И это не индивидуальные отклонения в психике. Это закономерное социальное явление.
Итак, Сталин уничтожил революционную традицию. Конечно же, не лично. Сталин — это олицетворение контрреволюционного мелкобуржуазно-бюрократического переворота. Общественная мысль оказалась выхолощена. Правящий класс навязал свое догматичное мировоззрение. В своих крайних формах оно доходило до антисемитизма и конспирологизма (особенно по отношению к ЦРУ), которые были присущи и самому Сталину, и наследовавшему ему поколению бюрократов[88]. Это неизбежно вытекало из отказа от интернационализма и классового анализа.
В контрреволюционной «сверхдержаве» СССР не мог не распространяться националистический тип мышления. Этот феномен неонационализма и «новых правых» кратко, но емко описал Дж. Боффа. Вот что происходило с официальной печатью: «Принадлежащие ЦК комсомола журнал и издательство с одинаковым названием “Молодая гвардия” в конце 60-х годов становятся основными инициаторами националистского движения, выступающего как реакция на кризис официальной идеологии. Схожие настроения звучали и в других периодических изданиях, таких как “Наш современник” и “Литературная Россия”, “Октябрь” и “Огонек”, а иногда и в ежедневных газетах, таких как “Советская Россия”…». Вот кто становился авторитетом для новых поколений интеллектуалов: «Цензура ли виновата или нет, но в 70-х годах в СССР легче было увидеть публикации или цитаты таких правых авторов XIX века, как Константин Леонтьев или Владимир Соловьев, нежели Троцкого или Розы Люксембург. Даже среди жертв сталинских репрессий предпочитали славить скорее ученого-богослова Павла Флоренского, нежели большевика Бухарина»[89].
Современная религиозная пропаганда, воздаяние почестей фашистскому философу И.А. Ильину, конспирологизм как важный элемент политических идей лидеров российских партий[90] и повседневный национализм — все это логичное следствие полного уничтожения революционной традиции.
В результате, восторжествовала интеллектуальная посредственность, боящаяся истины. И вот эта посредственность устами Старикова вопит: «Читая Сталина, все понимаешь, все ясно и просто. Ленина практически невозможно читать — даже будучи сильно заинтересованным в чтении. Сложно, путано и тяжело для восприятия»[91].
Эта посредственность настолько тупа, что на той же странице словами своего авторитета снова сечет сама себя: «“Я находился тогда в Сибири в ссылке… Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период”, — говорил об этом сам Иосиф Виссарионович» (выделено мной — Р.В.)[92]. Ну-тка, Стариков, разгадай загадку, которую сам загадал: если Сталин, чьи слова для тебя «ясны» говорит, что Ленин излагает дело «ясно», а ты говоришь, что путано, то кого ты будешь считать неучем — себя или уважаемого тобой Сталина?
Старикова, конечно, нельзя заподозрить во внимательном чтении Ленина. Он с искренней радостью от неожиданного открытия приводит слова Владимира Ильича о «кухарке» из работы «Удержат ли большевики государственную власть»: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством», цитату, по его мнению, «полностью опровергающую другую знаменитую цитату из Ильича о том, что кухарка будет управлять государством»[93]. Невдомек бедному, что слова из этой статьи — единственные слова Ленина о кухарке, а якобы «другая знаменитая цитата» — это извращенная мещанским сознанием мысль Ленина.
88
Энтин Дж. Теория заговоров и конспиративистский менталитет // Новая и новейшая история. 2000. № 1. С. 74, 77-78.
89
Боффа Дж. От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964-1994. М., 1996. С. 98, 102.
90
Семенов Ю.И. Философия истории. (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней). М., 2003. С. 386-387.