— А ну-ка, ну-ка! — сказал Гуглинский, чуть отодвигая Кумова. — Повернись-ка, сынку!.. М-да… Такой же доходяга, как был. Если не доходнее. Но вот — седина. Седина, гм… Она о чем свидетельствует? Погоди, сам определю… Таак… Главный инженер стройуправления. Или — начальник конструкторского бюро. Верно?
— Не угадал, Федя, — рассмеялся Кумов. — Я теперь в редакции работаю… Собственно… давно уж. Ты что, не слышал?
— В редакции? — изумился Гуглинский. — А чего ты там строишь?
— Я не строю, — сказал Кумов. — Я… как тебе объяснить? Ну, книги пишу. Чужие редактирую.
— Переквалифицировался, что ли? — сообразил, наконец, Гуглинский.
— Выходит, — пожал плечами Кумов. — Да ты, Федя, книг моих не читал разве?
Гуглинский стушевался.
— Что-то вроде попадалось, — вильнул глазами он. — Только я на тебя не подумал. Решил, что однофамилец. Ты ведь у нас этим самым вроде не отличался. Другое дело — Петька Золотухин: тот все же стенную газету редактировал.
— Да, — улыбнулся Кумов. — Петька был трибун.
Кумов достал из кармана повесть.
— На, погляди. Эта у меня с портретом — не перепутаешь.
Гуглинский бегло полистал книгу, щелкнул ногтем по портрету, хмыкнул:
— Молодой какой здесь. Видать, давно снимался. Вдруг глаза его затуманила какая-то мысль.
— Стасик, — встревоженно сказал он, — а как же диплом твой теперь?.. Пропал, выходит?
— Диплом? — растерялся Кумов. — Да я, собственно, назад не собираюсь…
— Ну да, ну да, — закивал Гуглинский. — Конечно. На что он тебе сдался. У тебя ведь теперь другой есть. Ты же кончал что-то сперва. Курсы, наверное, или как там у вас.
— Нет, Федя, — вздохнул Кумов, — учиться мне не довелось.
— Ага, — раскрыл рот Гуглинский. — Иии… не трясут пока?
— Чего? — не понял Кумов.
— Ну, в редакции, в этой… Не трясут? Что, мол, не по специальности ты?
Ответить Кумов не успел — распахнулась дверь, и вошли первая красавица курса Майя Устюжанина и капитан волейбольной команды Вильям Змеев, по-студенчески — Змей Горыныч, или — просто Горыныч и просто Змей.
— Мальчики мои — лапоньки! — запела Майя. — Лысенькие вы мои, седенькие!.. Куманечек, золотко, я твою новую книжку прочитала. Прямо плакала, честное пионерское! Откуда только ты все это знаешь, умничка?
— Книжку? — спросил Змей, жиманув Кумову руку. — Сберегательную? Заборную?
— Шантрапа! — сказал Гуглинский. — Ты что — с луны упал? Стасик же у нас писатель. Книжки пишет, в редакции работает.
— Ого! — удивился Горыныч. — Инженер человеческих душ! Кем в редакции трубишь?
— Завотделом, — сказал Кумов.
— Сколько платят?
— Сто шестьдесят.
— А за халтуру сколько? — кивнул на книжку Змей.
— Завидую я вам, мужики! — вздохнула Майя. — Петька Золотухин, тупица, третий институт закончил. Стасик, паинька, на писателя выучился. А мы, бабы? То стирка, то глажка, то пеленки, то борщи! Где равноправие, я вас спрашиваю?
— В таком случае, Майечка, — усмехнулся Кумов, — мне ты можешь не завидовать. Я, в отличие от Золотухина, никаких университетов, как говорится, не кончал.
— И взяли? — живо спросил Змей.
— Куда?
— Ну, куда там тебя взяли: в писатели, в корреспонденты — мне почем знать…
— Да вот… как видишь, — сказал Кумов.
— Таак, — задумчиво протянул Вильям Змеев. — В инженеры человеческих душ, выходит, без диплома берут. К машине не допустят, а человеческую душу — пожалуйста, развинчивай. Ну и ну!
— Глупенький ты, Горыныч, — сказала Майя. — Машина денег стоит. За импортные вон даже золотом платят. А человеков тебе любая дура за так сколько хочешь нарожает. В некоторых отсталых странах уже перепроизводство — не знают, как прокормить. Газеты читать надо, лапонька.
Ударило девятнадцать часов — ив аудиторию вступил ответственный работник Семен Михайлович Ездаков — маленький и прямой, как фельдфебель. Пока он обнимался с Майкой и Горынычем, Гуглинский успел шепнуть Кумову:
— Кто бы мог подумать, а!.. Вчера на расширенном Семка наших трестовских песочил. Ужас! Директору и главному по выговору залепили, а мне — предупреждение. По старой дружбе, видать.
Перездоровавшись со всеми, Ездаков отвел Кумова сторонку, обнял за талию и проникновенно спросил:
— Ответь начистоту — трудно?
— Трудно, — сознался Кумов.
Ездаков кивнул с таким видом, словно другого ответа и не ожидал.
— Конечно, трудно… без образования. Инженерский твой диплом теперь пропал. Да он в данной области и неавторитетен… Кстати, про Золотухина слышал? Недавно закончил факультет журналистики. Без отрыва. Регулярно выступает в «Вечерке». Активный товарищ. Да… Так, может, и тебе подучиться? Ты скажи — мы дадим направление.
— Видишь ли, — смешался Кумов. — Трудно — в другом смысле. Я думаю, тем, кто с дипломом, не легче. И потом, в данной, как ты выражаешься, области по-разному случается. Вот, скажем, Горький Алексей Максимович — тоже, между прочим, диплома не имел. Я себя с ним, пойми, не равняю…
— Еще бы ты равнял, — строго сказал Ездаков.
…Когда все уже сидели за банкетным столом в институтском подвальчике, появился гордость факультета, доктор технических наук Игорь Прытко. Он оглядел застолицу и, заметив Кумова, пробрался к нему.
— Привет, старик! — поздоровался Прытко. — Читал уже, конечно, сообщение в «Литературке»? — Он покачал головой. — Грустно все это, грустно. Какой талантище, а! Прости, старик, но, по-моему, единственный у нас настоящий писатель. Между прочим, он что кончал — не знаешь?
— Знаю, — сухо сказал затосковавший Кумов. — Метрострой, Второй Белорусский и Майданек.
Прытко сочувственно почмокал губами.
— А твой диплом, старик, теперь, конечно, пропал? — спросил он.
— А мой, конечно, пропал, — ледяным голосом ответил Кумов.
Прытко опять почмокал.
Тут он увидел сидящего наискосок Петьку Золотухина. Петька, чувствовавший себя героем дня, скромно улыбался. На лацкане его пиджака победно сияли три вузовских ромбика.
— Извини, — сказал Прытко и стал пробираться к Петьке.
«Пора откланиваться», — подумал Кумов, вяло ковыряя вилкой винегрет.
Уйти ему, однако, не удалось. С противоположного конца стола, держа в поднятой руке полбутылки шампанского, пробился Гуглинский.
— Выпьем, Стася! — сказал он. — За тебя! — и разлил вино в бокалы. Но тут же забыл про него, ткнул горлышком бутылки в сторону Петьки Золотухина: — Видал? Цветет! Полный георгиевский кавалер! Ррро-жа!.. Вот посадят его, Стася, над тобой — и закукуешь… Но ты не бойся. Практики тоже нужны. У нас в домостроительном комбинате один мастер есть — практик. Уууу!.. Как глянет на панель — так насквозь!.. Мы тебя, Стася, в обиду не дадим. Всей группой пойдем. Скажем: Стаську не трожь! Ну и что, что без диплома? А мы его выучим. Скинемся — и выучим!..
РОЛЬ В ЭПИЗОДЕ
Дело было так. Федоскины смотрели телевизор: Клавдия Андреевна Федоскина и свекровь ее Варвара Кузьминична. Собственно, не смотрели пока в полном смыслe, так сидели против него — ждали четвертую серию «Адъютанта его превосходительства». На экране же мельтешило что-то малоинтересное: дома какие-то показывали, улицы, новостройки. Показали, в частности, город Сочи — новый цветочный магазин. Диктор за кадром рассказывала, какой этот магазин красивый и проворный, какой в нем выбор цветов богатый, а вдоль прилавка цепочкой двигались мужчины, брали букетики, заранее, видать, приготовленные, рассчитывались и отходили. Проделывали они все как-то автоматически, в несколько движений: взял цветы, положил деньги, полоборота налево, шагом марш.
Свекровь, востроглазая старушка, подметила эту их деревянность.
— Мужики-то, — сказала она, — ровно стреноженные…
Клавдия подняла голову (она чулок штопала), глянула на экран — согласилась со свекровью.
— С улицы нахватали кого попадя, — объяснила она. — Для съемок. По доброй-то воле купят они тебе цветочек. Счас, разбежались…